Большие надежды. Соединенные Штаты, 1945-1974

Паттерсон Джеймс

Многих из этих разгневанных белых вряд ли можно было назвать «консерваторами» в традиционном смысле. Среди них были миллионы борющихся, часто классово сознательных людей, которые почти с одинаковым пылом гневались на то, что они воспринимали как особые привилегии корпоративной элиты, священников и министров истеблишмента, богатых врачей, либеральных школьных советов, вседозволенных бюрократов и судей, а также «экспертов» в целом. Они демонстрировали растущее недовольство многим «современным», включая преподавание дарвиновских теорий в школах, и многим из того, во что их заставляли верить «всезнайки» — социальные инженеры. Их беспокоили феминистки, сексуальное освобождение, радикалы и антивоенные демонстранты, их возмущал «идолопоклоннический» и «преступный» суд Уоррена. Многие видели в этом заговор, организованный восточным истеблишментом.

Угрожаемые беспечностью молодого поколения, они особенно возмущались презрением, которое получали от более светских американцев. К 1966 году они начали принимать участие в политике, как никогда раньше, особенно на Юге и Юго-Западе, где наблюдался взрывной рост населения. Рейган был лишь самым известным из антилиберальных деятелей, которые активно политизировали свои проблемы и извлекали выгоду из того, что в 1970-х годах стало называться новым и мощным религиозным правом. [1662]

1662

Kirkpatrick Sale, Power Shift: The Rise of the Southern Rim and Its Challenge to the Eastern Establishment (New York, 1975), 90–103; Stephen Bates, Battleground: One Mother’s Crusade, the Religious Right, and the Struggle for Control of Our Classrooms (New York, 1993), 212–14; and Paul Boyer,

«A Brief History of the End of Time», New Republic, May 17, 1993, pp. 30–33.

Многих американцев середины и конца 1960-х годов, как религиозных, так и нет, отталкивали взгляды и поведение контркультуры, как её называли. Она, родственная студенческим левым, привлекала внимание и раньше, особенно после 1965 года. Но нового расцвета она достигла в январе 1967 года, когда около 20 000 человек, в большинстве своём молодых, собрались в парке «Золотые ворота» в Сан-Франциско, чтобы отпраздновать свой «хипповский» стиль жизни. Тимоти Лири прославлял чудеса ЛСД, синтетического галлюциногена, и других наркотиков, расширяющих сознание. Он призывал молодёжь «включаться, настраиваться, отключаться». Аллен Гинзберг скандировал индуистские фразы. Джерри Рубин, радикал, возглавлявший в Беркли боевой комитет «День Вьетнама», призвал внести залог. Люди в зале передавали друг другу цветы, таблетки ЛСД и сэндвичи, бесплатно предоставленные по случаю «кислотным химиком» Огастусом Оусли Стэнли III. Репортеры и телекамеры передали красочное действо всему миру. [1663]

1663

Gitlin, Sixties, 210; O’Neill, Coming Apart, 242; Diggins, Rise and Fall, 210; Matusow, Unraveling, 275–307.

Human-Be-in, как назвали это событие организаторы, был, безусловно, самым разрекламированным, но не последним из подобных праздников. Близлежащий район Хейт-Эшбери в Сан-Франциско продолжал процветать как одно из многочисленных мест скопления «людей цветов» в конце 1960-х годов. Многие хиппи жгли благовония, принимали наркотики, создавали психоделическое искусство и ходили в необычной одежде. Мужчины-хиппи отращивали длинные волосы, некоторые женщины отказывались от бюстгальтеров. Как и миллионы других молодых людей, они слушали кислотный рок, как его называли. (Выражения «кислотный тест» и «фрик-аут» относятся к середине 1960-х гг.) Такие группы, как Doors, Rolling Stones и Grateful Dead, обрели огромные культовые аудитории. Даже Beatles записывали свою музыку после 1965 года, находясь под воздействием наркотиков, особенно марихуаны и ЛСД. Другие контркультурщики переселялись в коммуны, где питались органической или макробиотической пищей и (как любят подчеркивать СМИ) практиковали различные свободные версии секса.

Молодые люди, активно участвовавшие в подобных коммунальных опытах, в то время составляли лишь незначительное меньшинство своей возрастной группы. Как и битники, на которых они в чем-то походили, они были аполитичны. Они искали свободы от власти, выхода из привычных условностей среднего класса и удовлетворения от уровня личной близости, который они отчаялись найти в основном обществе. Большинство из них не достигли этих блаженных состояний, и контркультура угасла после 1970 года. Более того, их нетрадиционный образ жизни сделал их легкой мишенью для насмешек со стороны консервативных политиков. Губернатор Рейган произнёс, пожалуй, самую известную фразу. По его словам, хиппи — это тот, кто «одевается как Тарзан, волосы как у Джейн, а пахнет как гепард».

Тем не менее, хиппи и «бросившие школу» привлекали к себе пристальное внимание прессы, пока выступали на сцене, особенно в период с 1967 по 1970 год. [1664] А подъем самосознательной культуры кислотного рока привлек внимание все большего числа людей, в большинстве своём молодых. Очевидное неприятие многими молодыми людьми традиционных стилей жизни среднего класса, атака на чувства кислотного рока и открытое употребление наркотиков стали шумным и диссонирующим контрапунктом к основной культуре, которая, отчасти благодаря расколу, усиленному войной, к 1967 году казалась все более какофоничной.

1664

Skolnick, Embattled Paradise, 92–93.

«Длинноволосые хиппи», хотя и раздражали многих американцев, вызывали меньшую реакцию, чем молодые радикалы, которые сопротивлялись призыву в армию и иным образом посягали на символы американского патриотизма. Многие американцы, гневавшиеся на этих «испорченных богатых детей», устали от войны. Но часто они были глубоко патриотичны и классово сознательны. Один из них сказал: «Эти типы из колледжей, профессора, они едут в Вашингтон и указывают правительству, что делать. Делайте то, говорят они, делайте это. Но их сыновья не попадают в болота, вон там, во Вьетнаме. Нет, сэр… Я считаю, что мы должны выиграть эту войну или выйти из неё… Я ненавижу этих демонстрантов за мир… Чем быстрее мы оттуда уйдём, тем лучше». Его жена добавила: «Я тоже против этой войны — как мать, чьи сыновья служат в армии, кто потерял сына, сражаясь в ней. Мир слышит этих демонстрантов, которые шумят. А меня мир не слышит». [1665] Те, кто присоединился к этой реакции, были в равной степени потрясены личным поведением людей, особенно чернокожих, которых они обвиняли в том, что считали безудержной моральной деградацией той эпохи. Именно тогда, вслед за докладом Мойнихэна, средства массовой информации стали уделять все больше внимания статистике «распада семей» в США. Эта статистика действительно вызывала тревогу у тех американцев — подавляющего большинства, — которые считали, что двухдетная нуклеарная семья является основой национальной стабильности. Современные отчеты свидетельствуют о том, что уровень незаконнорожденности начал стремительно расти после 1963 года. В 1963 году уровень незаконнорожденных среди чернокожих

составлял около 23% по сравнению с 2% среди белых, а в 1970 году подскочил до 36% по сравнению с 3% среди белых. [1666] Уровень разводов также вырос (после снижения с 1946 по 1958 год): с 9,2 на 1000 супружеских пар в 1960 году до 11,2 в 1968 году. [1667] Тенденции казались неумолимыми, угрожая стабильности кварталов, нарушая работу школ и вызывая приливную волну сетований по поводу социальных «кризисов», которая достигла своего пика в последующие годы. [1668]

1665

Polenberg, One Nation Divisible, 228.

1666

Показатели измеряют процент всех живорожденных, рожденных одинокими женщинами. Эти показатели продолжали расти: до 48% для чернокожих и 11% для белых в 1980 году и до 67% для чернокожих и 22% для белых в 1993 году. В целом этот показатель составил около 30 процентов. Рост показателей не свидетельствует о повышении рождаемости; в целом рождаемость (за исключением незамужних женщин моложе 19 лет) снизилась по мере спада бэби-бума после 1957 года. Скорее, они указывают на то, что больший процент женщин, рожающих детей, не состоят в браке. См. James Patterson, America’s Struggle Against Poverty, 1900–1994 (Cambridge, Mass., 1995), 240; Murray, Losing Ground, 125–28.

1667

Randall Collins and Scott Cottrane, Sociology of Marriage and the Family (Chicago, 1991), 157. После 1968 года уровень разводов вырос ещё больше — до 20 на 1000 замужних женщин в 1974 году.

1668

О проблемах в школах см. Charles Silberman, Crisis in the Classroom: The Remaking of American Education (New York, 1990).

Источники этих тенденций, которые (наряду с быстро растущим уровнем насильственной преступности) развивались внезапно и практически в одно и то же время, были сложными. Одним из них, однако, было вступление в возраст «бэби-бумеров», многие из которых стали относиться к сексу, незаконнорожденности и разводам более снисходительно: молодые люди во многом ускорили продолжающуюся сексуальную революцию, которая в то время вырвалась наружу. [1669] Другим источником стала миграция миллионов молодых людей из сельской местности или небольших городков, где доминировали соседские санкции, в относительную свободу и анонимность городов. Одним из источников роста числа разводов стал постоянно увеличивающийся процент работающих женщин: теперь все больше женщин имели средства, пусть и скудные, чтобы разорвать несчастливый брак и начать самостоятельную жизнь. В основе всех этих изменений лежал одновременно пик Zeitgeist свободы, ожиданий и прав. Все это, дополненное несравненным изобилием 1960-х годов, бросило вызов традиционным нравам.

1669

Beth Bailey, «Sexual Revolution(s)», in Farber, ed., Sixties, 235–62.

Фильм «Выпускник» (The Graduate), получивший премию «Оскар» в конце 1967 года, драматизировал эти изменения. В нём рассказывалось о молодом человеке (Дастин Хоффман), который ни в коем случае не был хиппи, потребителем наркотиков или политическим радикалом. Но он казался непричастным к традиционным ценностям. Отчужденный от многих вещей, он не чувствовал родства ни с членами братства в своём университете, ни с материалистичными взрослыми из старшего поколения. Звуковая дорожка, включающая песню «Звуки тишины» Пола Саймона и Арта Гарфанкела, подчеркивает расколы (молчание), которые отделяют людей друг от друга. Как и Джеймс Дин в фильме «Бунтарь без причины» двенадцатью годами ранее, персонаж Хоффмана стал олицетворением тех молодых американцев, которые чувствовали себя отрезанными от традиционной американской цивилизации.

Семейная дезорганизация вызвала особое смятение и тревогу у людей среднего и старшего возраста. Некоторым казалось, что весь мир крутится у них под ногами, унося в чёрную дыру их заветные ценности. Они со страхом и отвращением говорили об отсутствии «семьи» среди молодого поколения, особенно среди чернокожих. «Понимаете, мы были бедны», — объяснял один из родителей, итало-американец, интервьюеру. «Но мы помогали друг другу. Но у цветных нет такой семейной жизни, как у нас. Я не знаю, что с ними происходит. Я не могу понять этих людей». Родитель-еврей добавил: «В Восточном Нью-Йорке еврейские ценности передавались из поколения в поколение. Мы никогда не мечтали о том, чтобы поступать иначе, чем в соответствии с этими ценностями, и возмущались, когда люди поступали не так, как положено. Мы до сих пор говорим об этих вещах. Девушка, родившая незаконнорожденного ребёнка, или девушка, получившая развод, — это было неслыханно, такого просто не было. Вы знали всех в квартале, улица была как маленький город; вы знали, кто делает то, кто делает это». [1670] Многие из тех, кто выступал против распада семей, осуждали рост социального обеспечения, особенно программу Aid to Families of Dependent Children (AFDC), которая в основном помогала малообеспеченным разведенным, разлученным или одиноким женщинам и их детям. Число участников программы AFDC, как и число разводов и незаконнорожденных, быстро росло в 1960-е годы: с 3,1 миллиона получателей в 1960 году, 4,4 миллиона в 1965-м и 6,1 миллиона в 1968-м. Расходы на программу, которая поддерживалась как федеральным правительством, так и правительствами штатов, выросли за те же восемь лет с 3,8 до 9,8 миллиардов долларов. Как и рост числа разводов и незаконнорожденных, рост числа получателей социального обеспечения был стремительным и эскалаторным: к 1970 году число получателей выросло до 9,7 миллиона человек, а расходы — до 14,5 миллиарда долларов. [1671]

1670

Jonathan Rieder, Canarsie: The Jews and Italians of Brooklyn Against Liberalism (Cambridge, Mass., 1985), 63–66, 139.

1671

Frank Levy, Dollars and Dreams: The Changing American Income Distribution (New York, 1987), 173.