Бородинское поле
Шрифт:
Обществом Моссовет не может сносить ни одного строения.
– Сносят, - возразил Макаров. - А на освободившемся
месте строят черт знает что, безвкусицу или, как вы сказали,
модерняги. О красоте не думают. Строят коробки, лишь бы их
можно было заполнить мебелью.
– Без внешних украшательств.
– На полном, гладком лице
Орлова расплылась ироническая улыбка.
– Здание нужно не украшать, а строить красивым, - без
всякой связи бросил
потому что мысли его были заняты совсем другим.
– А что вы имеете в виду под украшательством? -
настойчиво спросила Валя. Вопрос касался непосредственно
ее сферы деятельности.
– Не пристегивать к зданию всевозможный декор, -
презрительно-добродушно ответил Брусничкин.
– Согласен, - живо подхватил Олег. - Декоры нельзя
архитектору навязывать. Они должны рождаться в моем
замысле. А я передаю свой замысел художнику-
монументалисту, вот ей.
– Кивок в сторону Вали.
– Навязываешь, - сказал Никулин. - Делаешь из нее
технического исполнителя, подмастерье. А это неверно. Она
должна быть творцом, работать в тесном содружестве с
архитектором.
– Совершенно верно, - быстро согласился Олег. -
Художник монументально-декоративного искусства должен
выступать на равных правах с архитектором, полноправным
партнером.
– Кстати, Валентина Ивановна, поскольку вы здесь
представляете художников, - начал Штучко, - то я хотел бы
заметить, что экстерьер современного города требует не
сюжетов, а плакатов, щитов с отвлеченными идеями.
– А некоторые художники потом эти щиты-плакаты, это
упрощенчество, условность и схематизм стали переносить и в
интерьеры здания, - вмешался Олег. - Получились
невыразительные плакаты-панно, уместные на улице, но
совершенно нелепые внутри зданий, где нужна настоящая
роспись.
– Я не согласна с вами насчет плакатов, - возразила
Валя. Лицо ее сияло тихой радостью. - Монументальная
живопись или скульптура - это не плакат, не реклама. В ней
должен содержаться эмоциональный заряд. Она должна
воздействовать на душу. В ней глубокая идея, а не
оформительская декорация, наподобие лепки, портиков и тому
подобного.
– Это что же, станковую картину увеличить в десять раз -
и на стену?
– сказал Штучко.
– О нет! Экстерьерная живопись - это особый род
изобразительного искусства, - горячо ответила Валя.
– Здесь и
упрощенный рисунок, и обобщенные формы, и декоративность
самого материала. Она не сиюминутна, она глубока по мысли
и, главное,
– Строим - спорим, опять строим - и опять шумим, -
примирительно заговорил Штучко, как бы заканчивая весь
разговор.
– И совсем не думаем, что в конечном итоге однажды
все замерзнем. Кончится топливо в недрах земли, и кончится
жизнь на грешной земле.
– Поедем в Африку греться, - рассмеялась Людмила
Борисовна.
– Что это ты, Паша, так пессимистически смотришь в
будущее?
– сказал Никулин, похлопав коллегу по плечу.
– К тому
времени научимся использовать солнечную энергию.
– Скорее - водород, - с апломбом специалиста заметил
Орлов. - Запасы его практически неисчерпаемы. В океане
атомные электростанции будут производить электролиз
морской воды для получения водорода. Водород дешевле и
эффективнее органического топлива. Пока что мы поступаем
как варвары, сжигая нефть и уголь. Это же ценнейшее сырье,
которое можно, использовать в других целях. Запасы его
ограничены. Прав был Менделеев, когда говорил, что сжигать
нефть равносильно тому, что топить печь ассигнациями.
Подошла Варя и позвала всех к столу. Подали
фирменное блюдо Остаповых - курицу в винно-грибном соусе.
И опять Брусничкин руководящим оком окинул стол,
постучал ножом по бутылке и сказал решительно и
настоятельно:
– Продолжаем наше собрание. Прошу наполнить бокалы
и записываться в прениях. - Он как-то переменился.
Напористую уверенность сменил на прилив веселья и
добродушия. Это заметили все, и прежде всего Ариадна. Она
знала, что эта веселость наигранная, что на самом деле муж
ее начинает терять самообладание, а так как он не отличается
большой терпимостью, то от него можно ожидать любой
непристойности. Это ее беспокоило. Неожиданно для
Брусничкина Дмитрий Никанорович обратился к юбиляру:
– Расскажи, Олег, что тебе в жизни сильнее всего
запомнилось?
В манере Брусничкина вообще было не поддерживать, а
обрывать разговор. А тут такое неожиданное обращение
Никулина к юбиляру задело самолюбие уже захмелевшего и
теряющего равновесие тамады, и он властно постучал ножом
по фужеру с предупреждением, определенно касавшимся
Никулина:
– Товарищи, прошу соблюдать порядок.
Тонкое стекло фужера со звоном разлетелось. Плоское
лицо Брусничкина побледнело, а большие уши, наоборот, ярко
порозовели. Он поймал на себе насмешливый взгляд Коли, и