Бородинское поле
Шрифт:
чувства страха; за ним сутулый Голубев двигался тяжело и
осторожно. Думал про себя: "С этим малахольным угодим
прямо в лапы эсэсовцев. Идет как у себя дома - никакой
предосторожности".
Через Шевардино пробегает разбитая дорога из Уваровки
на Семеновское. У самой деревни через промерзший ручей -
небольшой мосточек, по которому шли в белых маскировочных
халатах Голубев и Ананьин. Они залезли под мост, присев на
корточки,
речь, кто-то колол дрова, в уцелевших избах топились печи, на
улице горел костер - весело, бурно: видно, в него подливали
бензин или солярку. Совсем неподалеку от моста стоял танк. В
танке дежурили. Но рядком - никого. Правда, невдалеке у дома
ходил часовой и несколько солдат пилили дрова. Из-за
поворота затрещали моторы, а затем промчались через мосток
два мотоцикла на Семеновское, осыпав разведчиков снежной
пыльцой.
– Пойдем дальше по ручью, - прошептал на, ухо Ананьин.
– Цс-с, - крепко зажал ему широкой ладонью рот Голубев.
Предосторожность ефрейтора, как старшего в разведке, не
была излишней: в десяти метрах - танк, в двадцати - часовой у
избы, а дальше - целая группа у костра. Прошептал на ухо
Ананьину: - Отходим.
– Взорвем мостик, - шепнул в ответ Ананьин. Голубев
отрицательно покачал головой.
– Бессмысленно. И себя обнаружим, - прошептал в лицо
Ананьину.
Но тот не хотел возвращаться, ни с чем. Посылая их в
разведку, командир сказал, что желательно бы достать "языка",
если предоставится возможность. А если не удастся, то
собрать сведения о противнике в Шевардино. Голубев считал,
что задача - собрать сведения - выполнена. Но у Ананьина
чесались руки. Ему казалось, что Голубев просто трусит. Не
столько расчетлив и осторожен, сколько боязлив и на риск не
пойдет. Голубев так рассуждал, сидя под мостом: "Легко
сказать - взорвать. Д чем? Хоть мостик и зачуханный, а
противотанковой гранатой его, пожалуй, не разрушишь. Надо
было разобрать, когда из Шевардино уходили. Да не до него
было: бежали от танков. Да и что толку - есть он, этот мост, или
нет, - танки и так через ручей пройдут. А пожалуй, и не пройдут,
застрянут: под тонким ледком - топь, увязнут, забуксуют. Да и
машины не пройдут. Ну и что, взорвешь, а они новый за
полчаса набросают. Сарай разберут и накидают бревен - вот
тебе и мост. Нет, Ананьин ерунду говорит. Шутоломный он -
сорвиголова. Ему б только шум-гам. А разведка - дело тихое,
тонкое. Высмотрел, где, что и сколько, доложил
Конечно, "языка" бы взять неплохо. А как его возьмешь? Да
хотя б и часового, который у избы, подождать, когда солдаты
напилят дров и уйдут. Опять же к нему скрытно не подойдешь,
и снег под ногами шуршит".
И Ананьин размышлял: "Хрен с ним, с мостом, он еще и
нам самим может пригодиться, когда обратно пойдем на
Шевардино. А вот танк стоит у моста - это уже худо, ни к чему
он тут. Сейчас его башня повернута прямо на Семеновское, на
тот случай, если мы в лоб пойдем. А что ему стоит развернуть
ее левей, вдоль ручья? Будет косить из пушки и пулемета,
живого места не оставит. Сколько людей положит. И в первую
очередь нас. Командир конечно же нас в голове наступающих
поставит: ведите, мол, указывайте дорогу. И поведем на пушку
и пулеметы танка. Ведь удобней дороги нет, чем по этому"
оврагу. А его, этот танк, можно запросто уничтожить, пока еще
не рассвело. Пашка, конечно, трусит".
– Слушай, Паша, - шепчет Ананьин. - Ты отходи, а я
останусь. Понимаешь, танк этот нельзя оставлять. Ты в
безопасности на гребне заляжешь и прикроешь меня, когда я
обратно побегу. Первым выстрелом снимай часового, иначе он
меня прихлопнет. А потом шпарь по двери, не давай им
выскочить, пока я буду мимо хаты бежать.
– Только смотри будь осторожен, зря на рожон не лезь, -
согласился Голубев. Предложенный Ананьиным вариант его
устраивал, и он, пригибаясь к земле, осторожно побрел по
оврагу мимо родникового колодца, вделанного в бетонное
кольцо, мимо избы, стоящей на косогоре оврага. И только он
миновал избу, как к колодцу, гремя ведром, спустился солдат,
настороженно посмотрел по сторонам, прислушался, что-то
сказал часовому.
Ананьин затаил дыхание: вот бы "языка"! Хотя и
понимал, что трудно его было бы взять бесшумно и почти на
виду у часового. Он подождал, пока солдат с полным ведром
вскарабкался на косогор и скрылся в избе. Повесил на шею
автомат, достал из карманов противотанковую гранату и
бутылку с горючей смесью. Не спеша вставил запал в гранату.
Спешить было некуда - надо дать время Голубеву удобно
расположиться. Подумал: "А что, если Пашка не успеет снять
часового вовремя и не прикроет мой отход?" Мысль была
неприятна, и он тут же прогнал ее: а, будь что будет - двум
смертям не бывать, одной не миновать. Ему почему-то