Бородинское поле
Шрифт:
Правда, тогда все выглядело как-то по-иному. Но у Акулова
хорошая зрительная память, и на беспокойный вопрос
Брусничкина: "А мы не заблудимся, не попадем к немцу в
гости?" - отвечал довольно спокойно:
– Да заблудиться-то не заблудимся, товарищ
батальонный комиссар.
– Старший батальонный комиссар, - поправил
Брусничкин.
– Извините, я все по привычке: Александр Владимирович
Гоголев был батальонным комиссаром.
–
настороженный и нетерпеливый Брусничкин.
– Про Гоголева? - переспросил Акулов, пяля на
комиссара наивно-добродушные глаза.
– Я спрашиваю: дорогу в дивизион вы хорошо знаете? К
немцам не угодим? - раздраженно и глухо повторил
Брусничкин.
– Так я и говорю: дорогу-то как-нибудь найдем с божьей
помощью, а вот что касается немцев, то тут никто поручиться
не может.
– Вы что, верующий?
– спросил после паузы Брусничкин.
– Я-то?
– недоуменно и весело отозвался Акулов и сразу
же сообразил: - А-а, вы это насчет божьей помощи. Так это к
слову, у нас в деревне так говорят. А ежели к немцу угодим, так
нам и бог не поможет.
"Странный он какой-то", - подумал Брусничник, с.
беспокойством оглядываясь по сторонам. Ездовой то и дело
дергал вожжами и несильно хлестал лошадь, бежавшую
ленивой рысцой навстречу солнцу, нависшему над темной
громадой леса. "Что там, в этом лесу?" - с одинаковой
тревогой думали и ездовой, и Брусничкин, да и сам Акулов,
хотя виду не подавал, старался казаться веселым и бойким.
Он хотел понравиться своему новому начальнику, говорил
негромко мягкие слова:
– Справа от нас деревня Доронино, там должны быть
немцы, слева - Утицы, там должны быть наши.
– А впереди, в лесу?
– угрюмо спросил Брусничкин.
– Там могут быть наши, а могут и немцы оказаться. Там
все возможно, - беспечно ответил Акулов.
"Ничего себе - успокоил", - презрительно усмехнулся
Брусничкин.
Чем ближе они подъезжали к лесу, тем глубже
погружалось в его кружевную пучину солнце, рассеивая сквозь
голые ветви золотистый багрянец лучей. Позади них сверкал
розовато-палевый снег, впереди он был полосатым,
пятнистым, а дальше у леса - темно-голубым, неприветливо-
холодным, как сам лес, таящий в своих дебрях что-то
зловещее. "Безрассудно ехать прямо в лес, где, может быть,
нам уже уготовлена засада", - подумал Брусничкин и приказал
ездовому:
– Остановитесь-ка. А вам не кажется, товарищи, что мы
ведем себя слишком беспечно? Товарищ Акулов, пойдите на
опушку,
– Есть, разведать опушку, - бойко повторил Акулов приказ
и с готовностью отправился в лес.
– А он смелый боец, - вслух подумал Брусничкин.
Ординарец ему уже нравился.
Тут хоть какой будь - все одно, - неясно отозвался
ездовой.
– Что значит "все одно"?
– А если, предположим, немец с опушки за нами
наблюдает и ждет нас, так мы все равно у него на мушке. Нам
теперь один черт - что назад, что вперед.
"А ведь верно, - подумал Брусничкин.
– До леса, пожалуй,
и двухсот метров не будет. Полоснет из пулемета - и привет
родителям". От такой мысли пробежал холодок по спине, и
холодок этот немного смутил Брусничкина. "А, была не была..."
Он решительно приказал:
– Поехали.
Лес встретил их тишиной. Снежная целина изрыта
следами людей, саней и гусеницами танков. Поляна, по
которой они ехали, то расширялась, то сужалась в просеку.
Солнца здесь не было: оно ласкало застывшие в небе
перистые облака, окрашивая их в пурпур. Скрип полозьев и
стук копыт здесь звучали резче, отчетливей. И в этой тишине
впереди, где-то за поворотом, услыхали человеческие голоса и
неясный шум. Брусничкин жестом приказал ездовому
остановиться. Прислушались.
– Кто там?
– шепотом спросил Брусничкин у появившегося
Акулова.
– Возможно, наши, - ответил Акулов и посмотрел вверх на
пролетевшую, освещенную солнцем розовую сороку.
– Пойдите выясните, - приказал Брусничкин.
Акулов приложил руку к ушанке, молча повернулся и
двинулся вперед, но теперь уже не так прытко, как в первый
раз, а небрежно, вяло, нехотя.
Коротая минуты томительного ожидания Акулова,
Брусничкин попытался ослабить свое напряжение анализом
своих чувств. "По сути дела, - размышлял он, - я нахожусь с
особым заданием в тылу врага. Макаров так и ориентировал:
дивизион капитана Князева находится в тылу у немцев. Я не
боюсь, совсем мне не страшно, хотя, конечно, кому охота
умирать. Но если внезапно набросятся фашисты, я не дамся
им живым. Комиссаров они жестоко истязают перед тем как
убить".
Брусничкин достал пистолет, заслал патрон в патронник,
курок поставил на предохранитель и подозрительно посмотрел
на стайку темных елей. Автомат висел у него на шее - курок
тоже поставлен на предохранитель. Он думал не только о себе