Божественная комедия

Алигьери Данте

₆₄

И все те листья, [1655] что в саду взросли У вечного садовника, люблю я, Поскольку к ним его дары сошли».

₆₇

Едва я смолк, раздался, торжествуя, Напев сладчайший в небе: «Свят, свят, свят!» И Беатриче вторила, ликуя.

₇₀

Как при колючем свете сон разъят Тем, что стремится зрительная сила На луч, пронзающий за платом плат, [1656]

1655

И

все те листья — то есть все создания.

1656

Пронзающий за платом плат — то есть одну оболочку глазного яблока за другой.

₇₃

И зренье пробужденному немило, Настолько смутен он, вернувшись в быль, Пока сознанье ум не укрепило, —

₇₆

Так Беатриче с глаз моих всю пыль Прочь согнала очей своих лучами, Сиявшими на много тысяч миль;

₇₉

Я даже стал еще острей глазами; И вопросил, смущенный, про того, Кто как четвертый свет возник пред нами.

₈₂

И Беатриче мне: «В лучах его Душа, всех прежде созданная, [1657] славит Создателя и бога своего».

₈₅

Как сень ветвей, когда ее придавит Идущий ветер, никнет, тяжела, Потом, вознесшись, вновь листву расправит, —

₈₈

Таков был я, пока та речь текла, Дивясь; потом, отвагу вновь обретши В той жажде молвить, что мне душу жгла,

1657

Душа, всех прежде созданная — то есть Адам.

₉₁

Я начал: «Плод, единый, что, не цветши, Был создан зрелым, праотец людей, Дочь и сноху в любой жене нашедший, [1658]

₉₄

Внемли мольбе усерднейшей моей, Ответь! Вопрос ты ведаешь заране, И я молчу, чтоб внять тебе скорей».

₉₇

Когда зверек накрыт обрывком ткани, То, оболочку эту полоша, Он выдает всю явь своих желаний;

1658

Дочь и сноху, ибо если Адам — отец всех людей, то всякая замужняя женщина — одновременно и его дочь, и жена его сына.

₁₀₀

И точно так же первая душа Свою мне радость сквозь лучи покрова Изобличала, благостью дыша.

₁₀₃

Потом дохнула: «В нем [1659] я и без слова Уверенней, чем ты уверен в том, Что несомненнее всего иного.

₁₀₆

Его я вижу в Зеркале святом, Которое, все отражая строго, Само не отражается ни в чем.

1659

В нем — то есть «В твоем вопросе».

₁₀₉

Ты хочешь знать, давно ль я, волей бога, Вступил в высокий сад, где в должный миг Тебе

открылась горняя дорога, [1660]

₁₁₂

Надолго ль он в глазах моих возник, И настоящую причину гнева, И мною изобретенный язык.

₁₁₅

Знай, сын мой: не вкушение от древа, А нарушенье воли божества Я искупал, и искупала Ева.

1660

Вступил в высокий сад — то есть в Земной Рай.

₁₁₈

Четыре тысячи и триста два Возврата солнца твердь меня манила Там, где Вергилий свыше внял слова; [1661]

₁₂₁

Оно же все попутные светила Повторно девятьсот и тридцать раз, Пока я жил на свете, посетило. [1662]

₁₂₄

Язык, который создал я, угас Задолго до немыслимого дела Тех, кто Немвродов исполнял приказ; [1663]

1661

Смысл: «Я пробыл в Лимбе 4302 года».

1662

Смысл: «Я жил на свете 930 лет».

1663

Задолго до немыслимого дела — то есть до попытки построить Вавилонскую башню (см. прим. А., XXXI, 46–81).

₁₂₇

Плоды ума зависимы всецело От склоннностей, а эти — от светил, И потому не длятся без предела.

₁₃₀

Естественно, чтоб смертный говорил; Но — так иль по-другому, это надо, Чтоб не природа, а он сам решил.

₁₃₃

Пока я не сошел к томленью Ада, «И» в дольном мире звался Всеблагой, В котором вечная моя отрада;

₁₃₆

Потом он звался «Эль»; и так любой Обычай смертных сам себя сменяет, Как и листва сменяется листвой.

₁₃₉

На той горе, что выше всех всплывает, Я пробыл и святым, и несвятым От утра и до часа, что вступает,

₁₄₂

Чуть солнце сменит четверть, за шестым». [1664]

1664

На той горе… — Смысл: «В Земном Раю я пробыл всего лишь семь часов — от утра до того (седьмого солнечного) часа, который вступает… за шестым», что бывает, чуть солнце сменит четверть, то есть как только оно, в полдень, перейдет из первой четверти своего суточного пути во вторую.

Песнь двадцать седьмая

_{Восьмое, звездное небо (окончание) — Вознесение в девятое небо}

₁

«Отцу, и сыну, и святому духу» — Повсюду — «слава!» — раздалось в Раю, И тот напев был упоеньем слуху.

₄

Взирая, я, казалось, взором пью Улыбку мирозданья, так что зримый И звучный хмель вливался в грудь мою.