Брат берсерка

Фёдорова Екатерина

Младшая дочка Гунира что-то знает, это ясно. Но о главном – что за колдовство, что будет с укушенными – говорить не хочет. Вместо этого рассказывает то об одном,то о другом. Вещие сны, жрецы Одина, говорящие на языке зверей…

Округлость живота внезапно показалась Забаве тяжелой.

И я тоже только время зря тяну, как-то отстраненно, холодно мелькнуло у неё.

отела что-то узнать – да не вышло. Хотела девок пожалеть – да не судьба. Асвейг правды не говорит, а узнать, что грозит ребенку, нужно…

И пугливо прошла в уме мысль – значит, пытки?

Асвейг не зря такую лютую боль терпит, молча ответила себе Забава. й смерть от колдовства не грозит, иначе рассказала бы все, что знает. Зачем скрытничать, если все одно помирать?

вот если умереть должен кто-то другой, да еще – жена Харальда…

Тогда Асвейг надо молчать. Потому что Харальд, узнав все, казнит её страшной смертью.

Если меня ждет смерть, подумала Забава,то я и ребеночка унесу с сoбой в могилу. За себя и то простить нелегко. А за нерожденное дитя как простишь?

н ведь даже белого света еще не видел. Травы не топтал, ни разу не засмеялся, не заплакал…

ана на ноге вдруг заныла. Забава, выдохнув, встала. Бросила, глядя на дочку Гунира сверху вниз:

– Умей жрецы Одина делать такое – крысы покусали бы хирдманов аральда. Если все они умрут, то люди перепугаются. И многие поверят в то, о чем болтают в ваших краях. А войско моего мужа сразу станет меньше.

Асвейг cмотрела по-прежнему умоляюще. Зеленые глаза были широко раскрыты, белки поблескивали на свету, и кровяные жилки в них полопались. И несмотря на жалость, Забаве почему-то стало не по себе. Руки сами потянулись к животу – чтобы прикрыть его от взгляда свейг.

– У тех, кто сидит в Упсале, главный враг Харальд, – выдохнула она.
– Не ты, Асвейг. Вы сами привезли нам вести об этом. Это Харальду должны вредить – а не тебе с твоими снами, которые то ли были,то ли нет. Харальду… и мне.

на повернулась к Харальду. Муж чуть вскинул голову,и теперь половину его лица заливало желтоватое сияние,текшее от светильника. Глаза все так же горели – но с той стороны, куда падал свет, блеск серебра смягчался.

– Она тебе хоть что-нибудь сказала? – коротко спросила Забава.

Харальд молча качнул головой.

– Стой, дротнинг! – прохрипела Асвейг. – Я все скажу… послушай!

Ребенок, гореcтно напомнила себе Забава. Вот о ком теперь надо думать.

– Могу я поговорить с их рабынями?
– уронила она, глядя на мужа и стараясь не прислушиваться к тому, что бормотала Асвейг.

И добавила, ощутив себя виноватой перед аральдом, который с самого начала предупреждал, что правды ей не скажут:

– Может, хоть прислужницы что-то скажут…

Угол рта на половине лица, залитой светом, приподнялся в невеселой ухмылке.

– Смотрю, твеpдо решила этой ночью что-нибудь услышать? Что ж, иди. Рабыни дочек Гунира в соседней

опочивальне.

И тут же муж перевел взгляд на Кейлева, приказал:

– Возьми Арнлога. Присмотрите за дротнинг. И ещё, Кейлев. Пошли человека, пусть разбудит моих хирдманов. Я хочу их видеть. Кроме того, надо удвоить стражу везде – на берегу, у драккаров, на крепостных стенах. И возле женского дома, хозяйской половины… отправь кого-нибудь к Болли, пусть он займется этим прямо сейчас. Но передай, чтобы не шумели. Ни к чему будить раньше времени людей Гунира. Идите.

А потом Харальд сделал шаг в сторону, развернулся. Кивнул на дверь, глядя на Забаву.

Но прежде чем уйти, она повернулась к Асвейг – теперь безнадежно, обреченно молчавшей. Попросила:

– Помоги себе сама. Расскажи все Харальду. Если с ним по-честному,то и он по-честному. Воинов, взятых в плен, он никогда не убивал. А ты тоже вроде как воин!

свейг слепо, потерянно смотрела на неё.

– Ты-то об этом откуда знаешь, Сванхильд?
– чуть насмешливо спросил Харальд.

– Люди болтают разное.
– Забава убрала руки с живота, шагнула вперед. – я слушаю.

Муж недовольно фыркнул. Потом бросил с легкой угрозой в голосе:

– Иди. Слушай дальше… но смотри, куда ногу ставишь. Арнлог, где твой факел? Зажги, посвети дротнинг.

И Забава пошла. Уже у порога услышала, как Харальд за спиной сказал:

– Оставь. Дротнинг у мея слишком ревнивая. Да и в крови теперь.

О плаще говорит, догадалась Забава. Наверно, Кейлев хотел забрать одежку, которой она укрыла Асвейг.

Дверь распахнулась, выпуская её из опочивальни. Сзади вдруг взвыла дочка Гуира – тоскливо, без слов, по-звериному. У Забавы снова сжалось сердце, но вопль тут же прервался. Надрывно заскрипели половицы, донеслиcь звуки возни…

Арнлог, вышедший последним, захлопнул дверь, отсекая звуки. Кейлев тут же ухватил Забаву за руку повыше локтя. Пробурчал, посмотрев а воина:

– Арнлог, слышал, что конунг приказал? А ну живо к выходу! Скажи Стенбъёрну, чтобы бежал за хирдманами. И пошли кого-нибудь к Болли – пусть поднимает людей, удваивает стражу. Чтобы ни один из шведов не сумел пробраться к драккарам. потом сразу сюда. И прихвати с собой ещё одного человека, чтобы охранять дротнинг!

Арнлог быстро зашагал к выходу. Кейлев повернулся Забаве. Сказал, понизив голос:

– Бабы в тягости иногда чудят. Те, у кого есть семьи, об этом знают. Но не всякий мужик такое вытерпит. И глупые бабы у нас долго не живут, во всяком случае, с мужьями. Ты меня поняла, Сванхильд?

Она одно мгновенье молча смотрела ему в лицо. Потом уронила:

– Тут и о моем ребенке речь. И о моей жизни. Я уcтала сидеть взаперти, отец. И ведь те, кому надо, до меня все равно добираются. Разве не так?