Брат берсерка

Фёдорова Екатерина

Старик сдвинул серебряно-белые брови. Метнул взгляд в сторону Ислейва, стоявшего дальше по проходу, проворчал тихо:

– Когда уже влез в драку, поздно жаловаться, что меч не острый. Раз пришла сюда, значит, должна что-то узнать, чтобы люди потом не смеялись. Хочешь, чтобы тебя не запирали, как oвцу, которую могут задрать волки? Тогда веди себя, как дротнинг.

Как волчица себя тут надо вести, подумала Забава. Или так – или придется то и дело жить в опочивальне, под присмотром стражников. Много конунгов на Севере,

но сын Великого Змея один. Он и через десять лет будет считаться в своих краях завидным женихом. И через двадцать…

Из-за двери опочивальни донесся неразборчивый девичий крик. Забава вскинула голову, стиснула зубы. Подумала безрадостно – а может, Асвейг все-таки не виновата? Просто выдумывает, что мoжет, болтает всякое, лишь бы боль не терпеть?

– Ты напросилась поговорить с рабынями, - нетерпеливо сказал Кейлев.
– Так пусть из этого будет толк. Не тони в соплях, это я тебе как отец говорю. рнлог скоро вернется. Помни – то, что случилось этой ночью, наши люди еще долго будут обсуждать.

– Я запомню, - ответила Забава. Голос дрогнул, сбиваясь на шепот.

Кейлев нахмурился еще больше – морщины на лбу углубились, собрались частыми нерoвными складками. Проворчал:

– Тебя, конечно, еще и крыса покусала… ну, посмотрим, что ты скажешь рабьему мясу.

Он выпустил её руку, проворно шагнул к соседней двери. Забава следом за ним вошла в опочивальню.

Здесь кроватей не оказалось – вдоль стен стояли сундуки, плотно придвинутые друг к другу. Две девки, молодые, красивые, сидели на крышке одного из сундуков.

И обе дружно вскочили, когда в опочивальню вошел Кейлев. Одна глянула испуганно, другая сумрачно,исподлобья.

Забава выступила из-за спины Кейлева. Объявила, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

– Я долго гoворить не буду. Хозяек ваших сейчас допрашивает конунг Харальд. Когда они расскажут ему про свое колдовство, вы нам будете не нужны…

Грохотнула дверь, в опочивальню вошел Арнлог с ещё одним воином. Оба молча встали у неё за спиной.

И в это мгновенье у Забавы вдруг мелькнуло – девки-то смотрят по-разному. Она, конечно, не слышала, чтобы рабы своих хозяев любили… но ведь всякое бывает? Рабынь двое. Одна служила одной дочке Гунира, другая – второй. И жили, пожалуй, тоже по-разному. Вот и глядит одна хмуро, словно за хозяйку жизнь готова отдать, а вторая лишь со страхом.

– Арнлог, - негромко бросила Забава.

И указала на девку, смотревшую исподлобья.

– Выведи её отсюда. Запри в одной из пустых опочивален. Только свяжи покрепче, чтобы не убежала.

Она дождалась, пока воин вытащит девку за дверь. Стояла неподвижно, смотрела, хотя внутри непрошенной гостьей опять шевельнулась жалость. Арнлог волок рабыню, ухватив за волосы, и та вскрикнула от боли…

А как только дверь захлопнулась, Забава шагнула ко второй девке. Спросила, глядя в упор:

– Как

тебя зовут?

Лицо у девки было белым от страха, губы тряслись.

– Гудфинна…

От простенка по правую руку доносились приглушенные, мяукающие звуки – точно там, в соседней опочивальне, мучили котенка.

Ребенок, устало напомнила себе Забава. го жалеть надо. О нем думать.

– Я здесь дожидаюсь, пока мой муж пытками заставит Асвейг признаться во всем, – бесстрастно и до жути откровенно сказала она.
– Но как только узнаю, каким колдовством баловались твои хозяйки – уйду oтсюда. тебя после этого убьют. В живых уже не оставят…

– Только убьем не сразу, - проворчал вдруг Кейлев. – Сначала я отрежу тебе язык – чтобы ты и дальше молчала, как молчишь сейчас перед дротнинг. А потом брошу мужикам на потеху. В крепости их больше восьми сотен,и большая часть всю зиму просидела тут без баб. Хоть помрешь с пользой для войска.

Забава содрогнулась. И тут же, чтобы скрыть свою оплошность, вскинула подбородок. лянула на девку с прищуром, чтобы казалось, будто разглядывает её брезгливо.

сама подумала с горечью – давно ли сама боялась, что бросят на потеху воинам? И теперь вот других пугает этим…

Лицо Гудфинны помертвело. Даже губы перестали дрожать.

– А если я расскажу все, что знаю?
– пробормотала она.

– сли сделаешь это прежде, чем дочки Гунира признаются во всем, - объявила Забава, – тогда выйдешь отсюда вместе со мной. Переночуешь в рабском доме Йорингарда, где тебя никто не тронет. Утром получишь свобoду. И сможешь уйти отсюда.

Гудфинна глянула как-тo странно. А Забава внезапно припомнила слова аральда, сказанные им еще в Хааленсваге – бежать тебе отсюда некуда, на много дней пути живет только наш народ. А такие, как ты, для нас рабы и добыча…

– Если захочешь, можешь остаться в крепости, - уронила Забава.

Был бы браслет на руке – сняла бы да показала, поманив золотым блеском, мелькнуло у неё. Может, не зря люди побогаче ходят весь день с обручьями на запястьях? Что бы ни случилось, а малая часть от казны всегда при себе. И подкупить есть чем…

– А потом ты найдешь себе кого-нибудь, – насмешливо сказал вдруг Кейлев.
– Я слышал, что мужики, с которыми ты встречалась по ночам, остались тобой очень довольны. Что-то рабье мясо упирается, дротнинг!

В его словах был намек, прозрачный и недобрый.

Нельзя подкупать золотом рабыню, жизнь которой и так в её руках, осознала вдруг Забава. Тем более, когда хозяев девки уже допрашивает Харальд.

У неё вдруг ослабли ноги. Рана снова заныла,и она с ужасом подумала – может, уже начинается? Не зря же Асвейг говорила про смерть…

А вдруг она и впрямь умрет?

ука Кейлева легла на локоть Забавы, надавила.

– Сванхильд, дай-ка я… только отойди, чтобы не испачкаться.