Брилонская вишня
Шрифт:
– Это мне дарийт отец, – комендант чуть дотрагивается кончиком пальца до циферблата. – Это… Это быйт его последний подарок. Последний, перед тем, как отец умирайт.
Он замирает. Его глаза на какую-то секунду сверкают, после чего комендант закрывает их и тяжело вздыхает.
Складывает все часы обратно в коробку.
Я хотела было сказать, что мне очень жаль, и что я сочувствую его горю, но входная дверь неожиданно открывается, и со стороны прихожей раздается женский голос:
– Тут папиросы завезли… правда, не те, которые ты
А пару секунд спустя в комнату входит Марлин.
Завидев меня, смущается, опускает глаза и лепечет:
– То есть… Я… не знала, что вы здесь, оберштурмбаннфюрер…
– Заканчивай уже комедию ломать, – комендант поднимается. – Эта русская все равно ни слова по-немецки не понимает… Показывай давай папиросы. Я надеюсь, не местные? А то здесь нормально делают только водку, да и то паленая попадается.
Марлин судорожно вздыхает, дрожащими руками тянется к какой-то торбе и вытягивает из нее пачку.
А я слежу за ними затаив дыхание и не понимаю совершенно ничего!
– Черт их знает, – задумчиво говорит комендант, всматриваясь в упаковку. – Пока не выкурю – не пойму… Да все равно лучше моих любимых не сделают, и нечего надеяться. А что там еще у тебя в мешке?
– А, это пластинки новые! Ты же любишь музыку слушать?
Комендант щурится. Медленно берет пластинки.
– Лирику я не слушаю, Марлин, – усмехается. – Откуда ты их вообще взяла? Да и зачем? Был ли смысл?
– Просто… – Марлин становится пунцовой. – Просто я хотела сделать тебе приятное…
– Хочешь сделать мне приятное – надевай, пожалуйста, платок при готовке. Почему в последнее время я постоянно нахожу в еде твои волосы? Почему ты, зная мое к этому отношение, пренебрегаешь элементарными правилами? Почему, в конце концов, за восемь лет нашего брака ты все еще не выучила это наизусть?
И только сейчас я все понимаю.
Только сейчас я понимаю, кто тот самый строгий муж Марлин, который запрещает ей рожать и не готов к ответственности.
Только сейчас я понимаю, кто та самая нерадивая жена коменданта, которая заляпала тестом его часы и отскребала грязь вилкой.
Только сейчас я понимаю, откуда у Марлин такая трепетность и уважение к нему, почему она так дико его боится и бледнеет при каждом его появлении.
Только сейчас я понимаю, что означает вскользь брошенная им фраза «Лучше вспомните, почему вы до сих пор здесь, фрау Эбнер» и «Если бы на моем месте был кто-то другой, вы вылетели бы в первый же день». Только сейчас понимаю, что добрая и не слишком-то строгая Марлин
Только сейчас я все прекрасно понимаю. Только сейчас складываю из кусочков целостную картину.
Марлин краснеет еще больше. Переплетает свои пальцы и уничиженно мямлит:
– Но, Берус, я ведь не всегда так делаю, только один раз взяла и…
– И испортила суп!
– Берус…
– Ничего не хочу слышать! Я дал тебе задание, кажется? Не забыла? Вот иди и выполняй, пока работаешь на меня.
Марлин коротко и покорно кивает.
Смотрит на коменданта и осторожно начинает:
– Берус, а… Почему ты ходишь по квартире с обнаженным торсом?
Я сглатываю. Хорошо хоть, Васьки здесь нет…
– Вот тебя забыл спросить, как мне ходить по своей квартире! Могу хоть голым – квартира-то моя!
– Не твоя. Твоя – в Берлине.
– Предлагаешь в Берлин сейчас ехать? Марлин. Делай, пожалуйста, о чем я тебя попросил. И давай только без глупых истерик на пустом месте, у меня и так болит голова.
И вновь Марлин кивает. Коротко и покорно.
А комендант вытягивает папиросу из новой пачки, вставляет ее в зубы и чиркает зажигалкой. Небрежно трет щетину. Морщится. Пытается, видно, распробовать вкус. Опирается одной рукой на стол. Размыкает губы и выпускает порцию дыма. Снова морщится.
А Марлин…
А Марлин смотрит на него безумными глазами. Смотрит – и жадно улавливает каждое его движение, каждую его мимику, каждый его вдох. После стольких лет совместной жизни она все еще влюблена в него – влюблена дико, яростно и бешено. Влюблена так, как только может любить женщина, а страх и великое уважение лишь подпитывают ее чувства.
Она любит.
Он – позволяет ей себя любить.
– Так, а ты чего тут сидейт, русь? – вдруг обращается ко мне комендант.
Я вздрагиваю.
Почему-то теперь стыжусь смотреть Марлин в глаза. Кашлянув, уточняю:
– Так мне продолжать стирку?
– Ты так целый день возиться будешь! Иди и помоги рабочий сила. У него сейчас много работа, а ты заниматься ерундой.
Я киваю.
Торопливо поднимаюсь и спешу к двери.
– Эй, русь!
Замираю.
Осторожно оборачиваюсь, по-прежнему избегая зрительного контакта с Марлин.
Комендант в упор смотрит на меня. Поморщась, выпускает порцию дыма и вдруг выдает:
– А как тебя все-таки зовут?
От неожиданности давлюсь.
Сжимаю горло. Прокашливаюсь и выпаливаю:
– Вера.
Комендант щурится. Кивает. Теряет ко мне всякий интерес.
А я проскальзываю в дверь и сбегаю вниз по лестнице.
Глава 10
Хочу отметить именно этот день.
Именно сегодня.
Потому что сегодня будет ровно две недели, как я нахожусь в штабе.