Будни феодала
Шрифт:
И, к слову, даже в Аду приговор к Вечным мукам не бессрочен, а всего лишь до Страшного Суда. То есть, невзирая на надпись «Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate*» (*итал., — Оставь надежду всяк сюда входящий, «Божественная комедия». Данте), якобы венчающую вход в Ад, пусть призрачный шанс у приговоренных все же остается. А с ним — и надежда на лучшее…
Стоп, это я что-то отвлекся. Просто, до зубовного скрежета ненавижу насилие и бессилие. Так бы и поубивал гадов.
— Пошли, — поманил наследника. — Только совет один, напоследок. Будешь и дальше ждать,
О, как глаза сверкнули. Нет, ошибся, не сломило Булата заключение. Избыток воспитания не разрешал в чужой разговор встревать.
— Ты прав, Антон-ага. Но я и другую мудрость знаю: «У двух нянек дите без ока». Ты дверь темницы открыл — тебе и командовать.
Разумно.
— Там еще один комплект формы остался… — напомнил Абдула.
— Нет… — этот вопрос я уже обдумал. — Три стражника, в одночасье решившие подышать свежим воздухом, вызовут больше подозрений, чем пара, конвоирующая заключенного. Так что, бери факел, обнажай саблю и топай вперед. Саин-булат… Тебе почетное место внутри караула. Руки только за спину сложи. Не забудешь, что якобы связан? Или, лучше все-таки, хоть для виду, веревкой обмотать запястья?
— Лучше обмотать, — согласился на разумную предосторожность принц. — А за голенище засунь кинжал… И мне спокойнее, и вам — если что пойдет не так, помощь.
— Хоть два…
Я и в самом деле сунул в сапоги Булата по кинжалу. Береженного, как известно, конвой не стережет. И руки слегка зафиксировал. Кушаком… Не нашлось подходящей веревки. Потом в точности скопировал Абдул. В одну руку факел, в другую саблю. Связку ключей — на пояс. Чтобы позвякивали при каждом шаге. А чего, свои идут, власть…
Фальшивили ключи ужасно, никакой мелодичности, но перезвон их нужный эффект произвел. До кордегардии еще шагов двадцать брести оставалось, как решетка заскрипела, отворяясь, и в коридор выглянул заспанный стражник. Протер кулаком глаза и недовольно уставился в нашу сторону.
— Какого Иблиса* (*Иблис — в исламе: имя джинна, который благодаря своему усердию достиг того, что был приближен Богом, и пребывал среди ангелов, но из-за своей гордости был низвергнут с небес. После своего низвержения Иблис стал врагом Аллаха и людей, сбивая верующих с верного пути) ты расшумелся, Мустафа?! Только-только полночь миновала. Ну погоди, сын шайтана! Когда придет твоя очередь отдыхать, мы с Ахметом тоже поднимем тебя задолго до рассвета.
— Не шуми, Керим! Видишь, пленника ведем? Высокочтимый Махмед-Гирей, для продлит Аллах его годы, захотел поговорить с ним.
— Когда это? — удивился тюремщик. — Почему я ничего об этом не знаю?
— Посыльный только что приходил. Мы и не стали вас беспокоить. Пока за пленником сходили, пока вернулись. Все лучше, чем сразу вскакивать. Верно?
— К мангусам* (*злые духи, пожиратели душ) такие рассуждения! — окончательно разозлился Керим. Похоже, он был старшим в этой смене. — Где посыльный или пайцза* (*здесь, в значении — знак) хана?! Я никого не выпущу, пока сам не удостоверюсь в правдивости приказа. Клянусь хвостом
— Не поминай по чем зря злых духов, Керим-ага. Родители разве не учили тебя, что ночь не лучшее время, для призыва сил Ада?
— Бабушку свою учить будешь, Абдула! — огрызнулся стражник. — Ой, извини! Я совсем запамятовал, что ты старший в роду…
Ну, это он зря. А ведь мог остаться живым. Тем более, это соответствовало моему плану. Впрочем, мне и одного хватит.
Оскорбленный Абдула взмахнул саблей, наверное, даже раньше чем осознал, что делает. Но удар при этом, нанес весьма профессионально. Точно рассекая гортань, тем самым, вынуждая врага умереть молча.
Стражник ухватился руками за горло, словно надеялся заткнуть ладонями рану, но кровь вытекала сквозь пальцы, унося с собой жизнь. Татарин еще какое-то время изумленно таращился на нас, время от времени размыкая губы. Но вместо слов или призыва о помощи из его рта выплескивалась струйка крови. Уже теряя сознание, он последним усилием попытался развернуться лицом в комнату, видимо, желая предупредить товарища, но не успел.
Все тот же Абдула схватил его за плечи, сдвинул в сторону и бережно усадил на пол.
— Все, все — угомонись. Теперь земные дела не должны тебя беспокоить… Лучше помолись, пока еще есть время. Аллах милостив даже к грешникам.
Предоставив ему возможность увещевать единоверца, я отстранил Булата и вошел в кордегардию. Как и следовало со слов Абдулы, внутри оставался еще только один стражник. И вот его жизнь я намеревался сохранить. Поэтому, просто уселся татарину на грудь, приставив к горлу его же кинжал. А когда в помещение вошли мои спутники, велел связать охранника.
— Не проще убить? — что-то чересчур разошелся Абдула.
— Убить?! — изображая возмущение, я едва не перешел на крик, но «сдержался» и заговорил громким свистящим шепотом. — Неужели ты забыл, что приказал наш достопочтимый господин, Сабудай-мурза? Пощадить стольких стражников, сколько удастся! Сабудай-мурза воин, а не разбойник! И не любит, когда одним правоверным приходиться убивать других мусульман! Для этого Аллах создал гяуров.
На все время моей высокопарной тирады, Абдула и Булат, кажется, даже дышать перестали. Но это обрадовало меня куда меньше, чем внимательный взгляд стражника. Зафиксировав который, я с чистой совестью отправил татарина в нокаут. Треснув по голове, оказавшимся на расстоянии руки, глиняным кувшином. Голова оказалась крепче, но отрубился стражник с гарантией.
— А вот теперь, уважаемый Саин-булат, тебе лучше переодеться. Если придется объясняться с каждым встречным патрулем, мы и до рассвета из города не выберемся. Кстати, Абдула, куда нам дальше? Надеюсь, мы не через главные ворота пойдем?
— Нет, Антон-ага… Об этом не беспокойся, — татарин изобразил губами улыбку. — Я знаю где тайный проход контрабандистов. Так что, нам осталось всего лишь незаметно пройти через тюремный двор, выйти из крепости и не попасться на глаза тем, кто сможет узнать меня или Саин-булат хана в лицо.