Бустан (Плодовый сад)
Шрифт:
И все добро, что нами свершено,
Великим и предвечным внушено.
Дано нам чудо языка живого —
Непостижимый дар живого слова.
Кто нам врата познания — глаза —
Отверз, чтоб видеть мир и небеса?
Коль Друг твой этих врат не отворил бы,
Подъем от спуска ты не отличил бы.
Рука тебе для щедрости дана,
А в череп мысль о боге внедрена.
Рассудку
Ни чувство щедрости, ни поклоненья.
Глагол и орган слуха хороши, —
Они — ключи от сундука души.
И как бы тайну сердца мы открыли,
Когда б уста у нас не говорили?
И если б слуха не было в ушах,
Как внял бы вести разум-падишах?
Мне речь дана для сладостного чтенья,
А слух — для восприятья откровенья.
И речь и слух — рабы у врат царя —
Вседневно служат, ревностью горя.
«Я щедр!» — ты говоришь, а сам задарен
Всезрящим — и ему не благодарен.
Вот так цветы в подарок садовод
Царю из сада царского несет.
* * *
Кумир я видел в капище
В одежде драгоценной и богатой.
Был из слоновой кости изваян
Прекрасный ликом этот истукан.
Шли тысячи людей на поклоненье
Кумиру — без души и без движенья.
Главу надменно идол воздымал
И пламенным моленьям не внимал.
Мольбы звучали, и пылали свечи
Пред изваянием, лишенным речи.
И я не мог понять людей живых,
Молящихся созданью рук своих.
И у жреца, с которым подружился,
Об этой тайне я спросить решился:
«О мудрый! — обратился я к нему, —
Что здесь у вас творится, не пойму?
Все эти перед статуей моленья —
Не величайшее ли заблужденье?
Ведь силы не дано его рукам,
Его повергнешь — он не встанет сам.
А вместо глаз янтарь блестящий вставлен...
Прошу ответь — за что он так прославлен?»
От слов моих вспылав, как от огня,
И разъярясь, вцепился он в меня.
Брахманов скликал он, живущих в храме,
И понял я, что окружен врагами.
Рванулась на меня, как стая псов,
Орава этих .
Они, тропу избравшие кривую,
Сочли кривой стезю мою прямую.
Муж, как бы ни был духом умудрен,
В
Как тонущий, в предсмертное мгновенье —
В спокойствии увидел я спасенье.
Коль гневом диким изувер вскипит,
Покорство, мягкость — твой последний щит.
И я брахмана главного восславил:
«О мудрый! Если б ты меня наставил!
Изображеньем бога я пленен,
Так обликом своим прекрасен он!
Утончен лик его... Но не скрываю —
Его духовной сути я не знаю.
Ищу я правды в чуждой стороне;
Открой же вашу истину и мне.
Ты ферзь на клетках тайны мне безвестной,
Будь мне наставником, о старец честный.
Открой мне суть кумира! И клянусь —
Ему тогда я первый поклонюсь.
Слепое поклоненье — заблужденье.
Но счастлив тот, кто понял откровенье!»
И вот брахман улыбкой засиял
И молвил мне: «Прекрасно ты сказал.
Достигнет тот понятия о боге,
Кто ищет указания в дороге.
Я долго в мире, как и ты, блуждал,
Бездушных много идолов видал;
Но этот — наш, чуть утро наступает,
К владыке неба руку воздевает!
Ночь ты с Молитвой в храме посидишь,
А завтра явным тайное узришь!»
Всю ночь я, по велению брахмана,
Там пробыл, как на дне зиндана.
Та ночь была тяжка, как смертный час...
Молились маги, не смыкая глаз.
Они вовек «воды не оскорбляли»,
И падалью подмышки их воняли.
За что я, неуспевший умереть,
Был должен муки адские терпеть?
Всю эту ночь я, как в цепях, томился,
Терпел, себя смиряя, и молился.
Но вот в литавры страж загрохотал,
В ответ петух брахманом закричал.
И ночь — , весь в черное одетый,
Из ножен мрака вынул меч рассвета.
Лучи блеснули, будто в Зангебар
Нежданно вторглись полчища татар.
Восток, как трут горящий, задымился,
И мир сияньем ярким озарился.
И маги, лиц водою не омыв,
Вошли, ворота храма отворив.
А вслед народу столько привалило,
Что там упасть иголке негде было.
Вдруг статуя, как будто ожила,
Внезапно к небу руку подняла.