Были два друга

Иншаков Павел Кузьмич

Я был бесконечно рад, что он простил меня, вернее, смирился со своим положением. За окном рассветало. Николай прошелся по комнате.

–  Ну, почему так получается: одному счастье само валится в руки, от другого оно бежит, как от прокаженного?
– с болью выговорил он.

Я молчал. Он снова прошелся по комнате.

–  Одного опасаюсь: ты не сможешь оценить по-настоящему любовь этой девушки, потому что не знаешь цену счастья, которое выпало на твою долю.- Помолчав, Николай добавил уже теплее, задушевнее: - Если бы ты создал ей счастье, я тоже был бы счастлив. Но если исковеркаешь ей жизнь, не прощу тебе…

15 июня

Я восхищаюсь благородством Николая. Только удивляет меня то, что он легко смирился со своим положением. Если бы мы поменялись ролями, я не смог бы простить, ненавидел его всю жизнь.

Наши отношения сдержанны. По-прежнему мы вместе готовимся к экзаменам, ходим в столовую, только избегаем смотреть друг другу в глаза. Я чувствую свою вину перед ним, а он, наверное, не может подавить в себе чувство обиды, душевную боль. Такие раны в душе заживают нескоро. И заживут ли они? Мне хочется, чтобы с Николаем мы на всю жизнь остались настоящими товарищами. Но возможно ли это? Один счастлив, другой страдает по вине своего товарища.

У меня не выходят из головы слова Николая: «Если исковеркаешь ей жизнь, не прощу тебе». Почему он сказал мне это? Я ведь люблю ее больше всего на свете. Если я потеряю ее, не стану жить.

18 июня

Сегодня был у декана на консультации. Он сказал мне, что у дирекции есть намерение оставить меня после окончания института в аспирантуре. Мысль для меня заманчивая. Стать научным работником, преподавателем института, где учился, - это не каждому дается. Посоветовался с Николаем.

–  Аспирантура - большая честь для тебя, - сказал он.
– Но ты не знаешь жизни. Тебе необходимо поработать на большом производстве. Аспирантура от тебя никуда не уйдет.

Я согласился с его доводами. Надя тоже за то, чтобы я после института пошел на производство.

Скоро каникулы, и меня пугает разлука с Надей. Временами становится даже неловко от полноты своего счастья, если знаешь, что ты обидел товарища. У меня все время такое ощущение, будто я случайно, стал обладателем чужого сокровища…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ДОМА

В тихом домике Ивана Даниловича Торопова стало вдруг суетно, как обычно бывает перед большим праздником. Ефросинья Петровна с утра до ночи не покладая рук стирала, гладила, тщательно протирала мебель. Иван Данилович, придя с работы домой, принимался помогать жене, колол дрова, носил воду, крутил мясорубку, привел в порядок двор и сарай. Как все мужчины, он не любил, когда в доме шла побелка или стирка белья, когда комнаты теряли свой привычный вид, нарушался порядок; столы стояли без скатертей, окна без занавесок.

–  Хватит тебе лоск наводить. Отдохнула бы. С ног скоро свалишься, - не раз говорил Иван Данилович непоседливой жене.

–  Молчал бы ты, - отмахивалась она.
– Разве вы, мужики, понимаете толк в нашем деле?

–  Толк, толк, - ворчал Иван Данилович.
– Не нравится молодым, пускай по-своему делают.

Кладовушка Ефросиньи Петровны была заставлена всевозможными яствами домашнего приготовления, но хозяйке все казалось мало. Как же! Из Москвы едет сын с молодой женой и товарищем. Надо угодить всем: и невестке, которую она никогда не видела, и сыну, и его товарищу.

Иван Данилович за день на работе уставал меньше, чем от домашних хлопот по случаю ожидаемого приезда молодых. А ей-то как, Ефросинье! Сядут гости и домочадцы за стол, будут есть и не подумают, сколько хозяйка вложила

в них труда и искусства. Подсчитать бы, сколько она день-деньской топчется возле печи, бегает по магазинам и рынкам, сколько расходует сил и энергии и как устает от всех этих хлопот!

Но кто по-настоящему оценит неблагодарный труд домохозяйки! Муж придет вечером с работы, жалуется на свою усталость, а жена только вздохнет украдкой, приготовит ему помыться, накрывает стол, за обедом подсовывает кусок какой получше. Муж поел - и на боковую, а жена все топчется, все хлопочет и не жалуется на усталость. А другой еще и попрекнет куском хлеба, назовет бездельницей, сидящей у него на шее. Не каждый поймет, что чистота и уют в доме, вкусная пища, свежая постель, чистая выглаженная одежда стоят хозяйке больших трудов и что домашняя работа во много раз тяжелее той, что на производстве выполняет муж. Вырастут дети, станут честными трудолюбивыми гражданами, муж с гордостью скажет: - Это я вырастил и воспитал!
– И опять женский труд, бесконечные хлопоты и заботы не принимаются в расчет.

Когда Иван Данилович прочитал письмо Василия, в.котором он сообщил, что получил диплом инженера с отличием и женился на любимой девушке, старик обрадовался и в то же время огорчился. Обрадовался тому, что сын стал инженером. Насчет его женитьбы Иван Данилович сказал жене:

–  Не обсохло на губах молоко, а уже женился. Хотя бы с нами посоветовался, показал бы свою кралю.

Ефросинью Петровну тревожило не то, что сын женился, а то, на ком он женился. По ее убеждению, от выбора жены зависит жизнь мужчины. Хорошая жена может сделать его счастливым, построить крепкую дружную семью. Ведь есть же такие, что женятся, познакомившись на танцульках, не посоветовавшись с родителями, а потом сетуют, что не сошлись характерами, расходятся, судятся, калечат жизнь себе и детям. И хотя она считала сына человеком серьезным, порядочным, но кто знает, кого он привезет в родительский дом. Не дай бог капризную барыньку, что любит спать до обеда, часами вертеться перед зеркалом, ленится за собой постель прибрать.

Но своих материнских тревог Ефросинья Петровна не высказывала мужу, а когда тот принимался ворчать на сына, становилась на защиту своего дитяти. Ради одного того, что Василий будет работать в родном городе, жить в отчем доме, она готова простить ему даже плохую жену.

–  Эх, молодежь пошла, - вздыхал Иван Данилович, снедаемый беспокойством.

–  Хватит тебе, ворчун, - говорила Ефросинья Петровна.
– Еще и в глаза не видел невестку, а уже честишь.

Молодых ходили встречать к первому вечернему поезду, а они приехали шестичасовым, и никто их не встретил. Иван Данилович, чисто выбритый, принаряженный, досадуя на сына, что тот перепутал в телеграмме номера поездов, снял уже пиджак и начал развязывать галстук, когда в комнату с двумя чемоданами в руках ввалился Василий. Следом за ним - Надя и Николай. Иван Данилович вместо того, чтобы оставить в покое галстук, который он надевал только в особо торжественных случаях, начал быстро снимать его, но затянул сильнее.

–  Э, черт! Навыдумывают всяких тряпок!
– вместо приветствия проворчал Иван Данилович, в досаде бросил его под ноги.

Ефросинья Петровна, увидев сына и молоденькую невестку, вскрикнула: «Ой, боже!» и заплакала от радости.

–  Мама! Не плачь!
– Василий, бросил чемодан, протянул руки навстречу матери.
– Это моя жена, Надя!

Пока Василий и Надя переходили из рук в руки, Николай стоял в дверях. Он хотел выйти во двор, чтобы не мешать семейной встрече, но в этот момент его заметил Иван Данилович.