Были два друга
Шрифт:
– Передам.
Разговор у нас не вязался. Молча мы дошли до станции метро, и мне стало невыносимо грустно, что вот сейчас мы простимся с нею и пойдем в разные стороны.
– Вы сказали, что одиноки. А между тем отталкиваете от себя друзей, - сказал я.
В ее глазах - раздумье.
– Я успела привязаться к вам. К вам и Коле… - поправилась она и снова замолчала.
– Так почему же вы отвергаете нашу дружбу?
– Не надо об этом говорить.
В голосе, в глазах Нади было столько грусти, что я не мог ничего понять. Взял
– Надя, что все это значит?
Опустив глаза, она молчала, легонько высвободила руку.
– Если бы вы знали, как нам с Николаем тяжело, больно, что вы отталкиваете нас от себя.
Глаза Нади стали влажными.
– Не надо об этом, Вася. Мы, девушки, очень привязчивы, - прошептала она. Губы ее подрагивали. Протянула мне руку.
– Прощайте.
– Почему «прощайте»? До свиданья, - сказал я, задерживая ее руку.
Надя кивнула головой и улыбнулась.
В общежитие я не пошел, а до полуночи бродил по улице. Безрадостно было у меня на душе. Надя ясно дала понять, что наша дружба втроем дальше продолжаться не может. Значит, конец нашим прогулкам, надеждам. Впрочем, каким надеждам? У меня их никогда не было.
Мне пришла мысль перепечатать на машинке все свои стихи, посвященные Наде, и отправить ей почтой без подписи. Пусть знает, как мучительно любил ее один неизвестный.
Я поспешил в общежитие. Николай уже спал. Я вытащил из чемодана толстую тетрадь в голубом переплете и почти до утра читал свои стихи.
30 мая
Позавчера почтой отправил Наде стихи и теперь жалею об этом, не нахожу себе места. Зачем я это сделал? Прочтет она, посмеется над чувствами безымянного поэта и бросит в печь. Перечитываю на память стихи, они кажутся мне пошлыми, мещанскими, сентиментальными… А вдруг она догадается, что это я писал? Как буду смотреть ей в глаза? Глупо, безрассудно. Мальчишество! Скорее бы сдать экзамены, и домой.
Когда- то я посмеивался над Николаем, что он потерял голову. Теперь мы поменялись ролями. С опаской я хожу по улицам, боюсь встретиться с Надей. Лишний раз боюсь показаться в институте. При одном воспоминании, что я сделал непростительную глупость, готов провалиться сквозь землю. Если бы не напряженная работа перед экзаменами, я сошел бы с ума Высчитываю дни, когда сдам последний экзамен и уеду домой. Там, в лесной стороне, может быть, так остро буду ощущать свои страдания.
10 июня
Сдал предпоследний экзамен. Путался на одном из вопросов. Профессор снял очки и укоризненно покачал головой. Я покраснел.
– Что с вами, голубчик?
– спросил старик.
Что я мог ответить ему? Интересно ли для него, что я люблю и ужасно мучаюсь, что моя любовь превратилась в пытку, она отнимает столько душевных сил? Профессор задал мне еще несколько дополнительных вопросов. Ответил я на них довольно гладко. Боялся, что профессор снизит мне балл. За все четыре года я не имел оценки
Видимо, профессор не совсем был удовлетворен моими ответами, ожидал от меня большего. Постучал пальцами по столу, почесал висок и, скрепя сердце, поставил мне пять. Совестно было принимать эту оценку. Лучше бы он заставил прийти завтра и сдавать снова.
Остался еще один экзамен. Вялость и апатия ко всему…
Николай работал усидчиво. Из четырех экзаменов он три сдал на пятерки, один на четверку. О Наде мы никогда не говорим. Иногда в вечерние часы Николай вдруг исчезал надолго. Я знаю, что это время он бродит возле дома, где живет она.
Отношения у нас с ним мирные. Николай даже внимателен ко мне. Наша общая неудача еще больше сблизила нас.
Великое дело дружба! С нею не страшны никакие испытания, никакое горе.
12 июня
Удача приходит к нам, когда мы ее совсем не ожидаем.
Все это произошла случайно. Вечером мне захотелось проветриться, и я отправился бродить по городу, избегая тех улиц, где мог встретить Надю. Не торопясь, я проходил мимо какого-то сквера, анализируя в памяти одну формулу. Утомленный мозг, помимо моего желания, продолжал то, чем он занимался все эти дни подготовки к экзаменам. Бывало, и во сне мерещатся формулы, теоремы, уравнения, интегралы. Вдруг слышу:
– Вася!
Голос очень знакомый. Я даже вздрогнул от неожиданности. Смотрю - Надя! Меня сначала бросило в холод, потом в жар.
– Вы и здороваться не хотите.
Оказывается, мы встретились, и я не заметил ее. Я обрадовался и в то же время испугался, вспомнив о злополучных стихах. Как мне хотелось, чтобы они затерялись на почте! Я не знал, о чем говорить с Надей. Она заметила мою растерянность.
– Что с вами?
– спросила она, всматриваясь в мое лицо.
– Я всегда такой.
– Неправда! Помните, зимой в лесу вы читали стихи?
При упоминании о стихах мне стало не по себе. Ответил я что-то нечленораздельное.
– Признайтесь, вы пишете стихи?
Я не знал, куда деваться, что ответить на ее вопрос.
– Когда-то от нечего делать писал, - сухо ответил я.
Надя горько усмехнулась.
– Вот как!
– воскликнула она не то с досадой, не то с разочарованием.
– Почему вас интересует это?
– Мне всегда казалось, что стихи пишут, когда в душе много больших, хороших чувств. Но оказывается, что стихи пишут от нечего делать.
Я промолчал. Мы стояли возле сквера, и нас то и дело толкали прохожие. Мы вошли в сквер, стали под деревом.
– Прочтите мне стихи, которые вы писали от нечего делать, - попросила Надя. В ее голосе я услышал упрек и досаду.
Я ответил, что нет настроения.
– Ну, тогда я сама прочту.
От стыда я готов был убежать или провалиться сквозь землю. Но так как первое было неприлично и нежелательно, а второе невозможно, я сказал: