Царственный паяц
Шрифт:
«наводя на эскимоса свой лорнет».
Примеров такой извращенной первобытности, такого «дикарства» у Игоря
Северянина — множество, и будет еще немало в будущих сборниках его, так как поэт
намерен побывать «в глуши, в краю олонца»...
Вся пикантность, вся острота его первобытности заключается в постоянном
переплетении «фешенебельных тем», «помпэзных эпитетов» с рассказами лейтенантов
о «полярных пылах», о циничном африканском танце, о проказах злых орангутанов.
В
Клуб дам, курорт, пляж, будуар нарумяненной красавицы, каретка куртизанки,
мороженое из сирени, Поль де Кок и молитвенник — все эти темы разрабатываются с
веселой легкомысленной улыбкой, с едва уловимой иронией... От всех напудренных и
нарумяненных дикарей и варваров пахнет тонкими духами уже знакомых нам пастушек
и пастушков XVIII века.
Но при чем тут новизна? Это все тот же «пир во время чумы», это все то же: «а
после нас, хоть потоп...»
...Нам скажут, Игорь Северянин — уже не эгофутурист, и его стихи, иногда
блестящие, по форме — не характерны для эгоорангутанов.
Игорь Северянин — единственный талантливый поэт из десятков обнаглевших
бездарностей, и он в удобопонятной форме выявил один из основных мотивов
эгофутуризма \ Впрочем, и этот мотив давно уже прозвучал в «зовах древности» К.
Бальмонта.
Нам указывают, что новизна эгофутуристов заключается в их языке, в их
словотворчестве, в их словоновшествах и «самовитых» словах.
Московские футуристы в своем манифесте приказывают чтить право поэтов: 1) «на
увеличенье словаря в его объеме произвольными и производными словами, 2) на
непреодолимую ненависть к существующему до них языку».
Они гордятся тем, что расшатали синтаксис, что уничтожили все знаки препинанья,
сокрушили ритмы, не оставили камня на камне, словом, дикари произвели словесную
революцию.
По части словотворчества в особенности отличались: Виктор Хлебников — автор
«Смеюнчиков», Крученых — автор бесчисленных поэм и петербургский эгофутурист
Василиск Гнедов.
Эта страсть к словотворчеству заметна и у Игоря Северянина, который стремится
282
«популярить изыски» и жалуется, что живет в стране, «где четверть века центрит Над
сон».
* Но у бездарных эгофутуристов словотворчество превращается в какой-то бред, в
какую-то отвратительную тарабарщину и неразбериху. Они точно стараются
перещеголять друг друга нелепостями и словесными выкрутасами. От «сочетанья
слов» они перешли к сочетанию букв, от музыки к какофонии.
Бобэоби пелись губы Вээоми
облик, —
распевает диким голосом Велимир Хлебников в «Пощечине общественному вкусу».
Го О снег Кайд М р Батульба, —
откликается в «Союзе молодежи» Крученых; *
* Среди каракулек и гиероглифов московских эгофутуристов выделялись некоторые
произведения Елены Гуро, ныне умершей, у нее попадаются искренние вещи, полные
интимных переживаний.
Козой вы мной молочки Даровали козяям луга.
Луга-га!
Луга-га! —
прыгает по-козьему петербургский Василиск Гнедов в своем сборнике «Гостинец
сантиментам».
...Каждый новый сборник — шаг вперед в смысле достижения идеала нелепицы.
Недавно вышла книжечка Василиска Гнедова «Смерть искусству». Это — шедевр
«обнаглевшей бездари».
В сборнике 15 поэм:
Поэма 1. Пепелье Душу.
Поэма конца (15).
За этим заглавием — ничего.
Теперь разверните и прочтите, что пишет редактор издательства «Петербургский
глашатай» Иван Игнатьев в своем предисловии к гие- роглифам Гнедова по поводу
пустого места:
Нарочито ускоряя будущие возможности, некоторые передунгики вашей литературы
торопились свести предложенья к словам, слогам, и даже буквам.
— Дальше нас идти нельзя,— говорили они.
А оказалось льзя.
В последней поэме этой книги Василиск Гнедов ничем говорит: целое что.
Думается нам, следующий «опус» Хлебникова будет заключаться в чистой
странице. Там даже не будет стоять: Поэма конца (15). Просто будет пусто — хоть
шаром покати, и эта честная и откровенная пустота будет последним словом
эгофутуристов. Последующим «передунчи- кам» нечего будет делать, и они почиют от
всех дел своих.
Бывают эпохи, когда заимствуются целые сферы новых идей, а с ними целые
разряды новых слов; такие эпохи уже не раз переживала Россия, когда приходилось у
Западной Европы, у передовых стран брать уже готовые слова для обозначения
соответствующих понятий. Иногда писатели обращались к богатейшим запасам
народного языка и создавали новые слова по аналогии, но и в обычное время нередко
слова новые рождаются у писателя вместе с мыслями, как счастливое вдохновение.
Чтобы какое-нибудь новое слово пошло в ход, оно должно быть по своему составу