Царственный паяц
Шрифт:
многочисленные стихотворные таланты успевают только писать, окончательно
разучившись углубленно переживать? К чему они должны непременно писать, и
непременно в стихах, а не в прозе - загадка и для читателя, и для них. Подобной
«загадки» не существовало ни для Игоря Северянина, ни для его внимательного
непредубежденного читателя, который отделяет в стихах Северянина
подлинное от вымороченного: автор «Громокипящего кубка» не мог не писать в
стихах,
Первый отдел его книги называется «Сирень моей весны». В этом отделе
происходит посвящение поэта в поэзию любовью; каждая строка тут автобиографична,
по крайней мере, так убежденно чувствует читающий.
Очам твоей души - молитвы и печали.
Моя болезнь, мой страх, плач совести моей;
И все, что здесь в конце, и все, что здесь в начале, — Очам души твоей...
Ну, что здесь футуристского? А между тем этим стихотворением начинается
сборник. Автора <сердце?> совсем молодое, умеющее любить и страдать,
самоуверенное, но и трогательное в своей смиренности существо, дерзкое перед
чужими, кроткое перед любимыми, и главное — до зависти, до странности, не по-
петербургски, — откуда оно для всех нас возникло, - молодое.
В то время как стихотворные складки нашей безукоризненной молодежи ложатся
по-старушечьи сморщенно, строфы аккуратны и безобидны, темы до тошноты скучны
— и это при всех потугах на юность и стихийность, у Игоря Северянина нет ни одного
скучного стиха и ни одной старческой гримасы во всем сборнике, даже там, где он, к
сожалению, начинает уже писать не просто, а как бы для иллюстрации футуризма.
Чуковский видит в Северянине городского поэта, оозера, влюбленного в файф-о-
клоки, автомобили, кокоток и т. д. Это абсолютно неверно. Игорь Северянин глубоко
чувствует деревню, знает и видит ее и, когда о ней пишет, выбирает нежные и верные
слова; посмотрите, например;
Люблю октябрь, угрюмый месяц,
Люблю обмершие леса,
Когда хромает ветхий месяц,
Как половина колеса...
Или, например:
Прост и ласков, как помыслы крошек,
У колонок веранды и тумб Распускался душистый горошек На взлелеянной пажити
клумб.
Замечательно по своей светлости и свежести стихотворение «Маргаритки», которое
так и тянет сравнить с гетевской «Майской песнью»,
читатель, конечно, не посетует на меня, если я приведу это стихотворение целиком:
О посмотри! как много маргариток —
И там, и тут...
Они цветут; их много: их избыток;
Они цветут.
Их лепестки трехгранные — как крылья,
Как белый шелк...
Вы - лета мощь! Вы - радость изобилья!
Вы -
Готовь, земля, цветам из рос напиток,
Дай сок стеблю...
О,
девушки! о, звезды маргариток!
287
Я вас люблю...
Бег оленей для него «воздушней вальсовых касаний и упоительней, чем лень», ночи
приходят в «сомбреро синих», вечером при луне «дорожка песочная от листвы
разузорена - точно лапы паучные, точно мех ягуаровый», в ясный день он описывает
лёт автомобиля: «...а кругом бежали сосны, идеалы равноправий, плыло небо, пело
солнце: кувыркался ветерок; и под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,
совпадала с ветром птичка на дороге без дорог...». Каждое стихотворение, каждое слово
говорит о верном чувствовании и свежем радостном вглядывании поэта в мир. Надо
признать, что даже там, где Северянин, заключенный в городе, волей-неволей поет
город, он воспевает, даже в специфически городском, косвенные отражения природы и
находит эпитеты всегда живые, органические, растительные, земляные, а отнюдь не
механические.
Вот несколько образчиков этого: у автомобиля он берет не его машинные
характеристические признаки, а такое, в сущности говоря, случайное свойство, как
материал, — то, что он из клена: «...сел на сером клене в атласный интервал»; далее
мотор прямо называется клено- ходом: но не довольствуется растительным сравнением.
Северянин окончательно анимизирует автомобиль: «шоффер» — мой клеврет —
коснулся рукоятки, и вздрогнувший мотор, как жеребец заржавший, пошел на весь
простор»... «Цилиндры у него «солнцевеют», дамская венгерка - комичного цвета
коричнево-белковая и т. д.
Но то, что безусловно отличает Игоря Северянина от громадной массы
современных поэтов, как футуристского, так и прочего толков, это элемент подлинной
лирической скорби, обостряющейся иногда до трагизма, и при этом не высосанной из
пальца и взятой напрокат у со
седа (как ныне практикуется), а рожденной собственным опытом, перенесенной
душою, как болезнь, простой и оригинальной, как и все настоящее.
Все истинные стихи - биография; жутко-интимные и стихи «Громокипящего
кубка»: из них можно вычитать целый рассказ о любви автора. Я попытаюсь сделать
это для читателя.
Быть может, оттого, что ты не молода,
Но как-то трогательно-больно моложава,
Быть может, оттого я так хочу всегда С тобою вместе быть...
Итак, она не молода; на пальце ее обручальное кольцо - она замужем; встречается с