Царственный паяц
Шрифт:
пламенной легенде бездомного художника, бежавшего от городской культуры в дебри
варварской природы острова Таити...
«Сквозь Мечту» — так назвал Поль Гоген, этот взыскательный и непримиримый
фантазер, первую главу своей книги.
Сквозь Мечту!..
Но неужто же путь мечтательства, очарованных скитаний и прихотливо
291
фантастических странствий, неужто же путь этот лежит там, вдали, через океанийские
острова, — лежит не примиренным
Неужто же действительно в городе не стало больше цветов?
Неужто в моторном канкане улицы, среди контор, казарм, кабаков, больниц и тюрем
смолкли весенние шелесты звонкопоющих душ, и Прекрасная Дама, лунная греза
поэта, растоптана на панелях городской проституткой?
И кто же прав из них — художник ли варвар, думавший оставить на берегах Европы
свою заледенелую в лучах электрического солнца душу и в фанатизме своем
бросившийся на путь далеких исканий будто бы потерянной нами тайны творческой
лжи, или художник дэнди, пустивший своего фанатика красоты в туманы лондонских
улиц?..
О, вы помните, еще так недавно бродил мечтатель по аллеям старых барских
усадьб, желтеющим осенней позолотой, — и не правда ли, царством его было царство
природы? И вот пришла эта шумно-блистательная городская культура, в стальной
паутине которой забилась недавно еще стихийная душа мира; что же сталось тогда с
мечтателем?
Он тоже перекочевал в город, и как странно было мечтателю в городе. Ведь он так
привык запрокидывать свои глаза в голубизну небес и в своей поэтической наивности
искал Прекрасную Даму в густолиственных чащах лесов и на берегах спокойно-
ласковых рек. И вдруг - сдавленность городских стен, судорожная поспешность,
истерическая деловитость улицы.
А вот мечтатель Достоевского одним из первых почувствовал себя как нельзя лучше
в городе; - он завязал какую-то необъяснимую дружбу с деловито бегущей улицей, он
вступил в таинственное общение с каменными мешками домов. Он познал поэзию
неприступных углов, мансард, где обитал, - углов, оторванных от мира, которые таятся
от дневного света и не знают солнечных лучей. Еще немного, и городской мечтатель
как улитка прирастет к городу, впитает в себя яд его, город сделает столицей своей и не
променяет ее на все великолепие царства природы.
Вот спускается он в закоптелые угарные подвалы городских кабаков и здесь, под
пьяные вульгарные звуки коверкливых органов, ищет уюта среди других отверженцев
улицы. И в такую-то обстановку попадает мечтатель и не попадает, а сам идет, идет по
собственному
– Прекрасной Дамой,
грезой поэта.
Помните как у Блока в «Незнакомке» поэт тоскует в пьяном угаре: «Вы послушайте
только. Бродить по улицам, ловить отрывки незнакомых слов. Потом прийти вот сюда и
рассказать свою душу подставному лицу.
И среди огня взоров... возникнет внезапно, как бы расцветет под голубым снегом —
одно лицо: единственно прекрасный лик Незнакомки».
И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями И в кольцах узкая рука.
И свою «Незнакомку» Блок приводит куда же? — да в городскую квартиру, быть
может даже в один из этажей городского небоскреба.
Звездная «странница по путям жизни, о которой тосковал мечтатель всех веков,
идет в большую гостиную комнату, ну, конечно же, ярко освещенную электрическими
лампами и, конечно, в общество молодых людей в безукоризненных смокингах, как
гласит ремарка блоковской пьесы.
292
Но ведь это все та же лесная фея, призывная спящая царевна; разве не ее прозрел
Поль Гоген в богине-дикарке с острова Таити, и разве не к ней, «к вечно безымянной,
странно так желанной, той, кого не знаю и узнать не рад», — стремится самый
современнейший из современных поэтов Игорь Северянин?
— Мечтатель сегодняшнего дня идет по путям новой фантастики и новых
странствований.
Маринетти, так прекрасно понявший душу городской культуры, презрительно
отмахнулся от всего не городского, от всего того, что лежит за городскими
шлагбаумами. Но Маринетти отдал искусство в услужение современной культуре; он
слишком прозаик и потому-то забыл о таинственных общениях души поэта с душою
мира, забыл о том, что мечтатель, прогуливаясь теперь по тротуарам города, трепет
свой несет все туда же — в хрустальные замки творческой фантазии...
И конечно, не с маринеттизмом, а с истинным футуризмом идет восторженная и
громоносная юность, идет средь болотных огней повседневности, великая в буйстве с
пламенными словами заклинаний:
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов!..
«Гнила культура, как рокфор...» - говорит Северянин, а там вдали лучится палевое
царство грез, но современный мечтатель не занавешивает окна своей комнаты от