Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
В принципе Артур был далек от того, чтобы требовать оправдания своих действий. На это хватило бы наглости только у Мишки Соколова. Нет. Точка зрения Артура была несколько иной. Он вредил государству, действуя как разведчик или диверсант в чужой стране, его поймали, осудили, естественно, — по их понятиям, он был не прав. Все это понятно, глупо ожидать, что его поблагодарят за то, что он делал. Попался — отвечай. Эта заповедь, одна из немногих, действенна для всех видов государств. Но одною Артур не понимал: почему к иностранному шпиону, совершившему несколько терактов, относятся с уважением, берегут его человеческое достоинство, а его, Артура, отдали на расправу подонкам? Вот тут-то где разница? Или кое -
Можно плюнуть? Погодите, то ли еше будет... Еще не подрос молодняк во главе с Цезарем, а через десять лет они перевернут все устои и понятия. Погодите, раскроют они крылья, настанет для многих черный день... Настанет день, когда в любой тюрьме никто не посмеет оскорбить члена мафии, когда к ним будут относиться так же, как к заезжему шпиону, а то и в двадцать раз лучше. Эти мальчики всех заставят понять и запомнить, что у преступников тоже есть «права человека», что призвать человека к ответу вовсе не значит унизить его самосудом. Растоптать так, как Артура, их не посмеет никто. Их будут ненавидеть, но их станут уважать. Эти мальчики вырастут людьми, чье достоинство поостережется задеть даже государство. С ними будут бороться, воевать, но плюнуть в них с презрительной усмешкой не осмелятся.
Артур лежал на своей шконке, безуспешно пытаясь заставить себя думать о чем-либо, кроме надвигающейся смерти. Измученный мозг зациклился на этой мысли, метался по кругу, как мышь в мышеловке. Внешнее самообладание с каждой минутой давалось ему ценой все больших усилий. Будь он менее горд, он бы, возможно, умолял своих палачей не тянуть время, сделать свое дело побыстрее. Но такая просьба только позабавила бы их, стала бы еще одним поводом для издевательств. Умирать надо с достоинством, даже если жил свиньей, - без криков, без жалоб, не давая возможности посмеяться над собой.
Будь он менее смел, он бы поддался трусливой надежде найти защиту, получить у ментов отсрочку казни. Попросился бы в другую камеру, написал бы «чистосердечное» признание. Но Артур ни на минуту не забывал о том, какую роль он играет, — он не имел права быть слабым, ведь он лидер беляевской группировки. Он не мог сдаться, отказаться от этой маски — там, на воле, он хорошо понимал, что идет на смерть. Он только не ожидал, что в преддверии перехода в мир иной его будут терзать такие сомнения и колебания. Да и бесполезно искать защиты — он приговорен. Ему сделали исключение из правил, осудив без суда. И никто не придет ему на помощь, как никто не кинулся спасать горящего в пламени Джордано Бруно.
И так некстати ему припомнилось последнее полученное с воли послание. Писал его Цезарь после того, как
Прошел слух, что Артура могут освободить из-под стражи за неимением улик. «Джордано, мы тебя вчера делили. Поступило даже предложение разорвать тебя на четыре кусочка — чтобы никому обидно не было. Все пылают желанием платить тебе пенсию. Я разорялся до последнего, чуть не передрался со всеми. Что это такое — у всех есть пенсионеры, а у меня нету? Добился своего. Мы тебе дачку присмотрели — какой же пенсионер без дачи? Взяли под покровительство юную особу, которой не терпится принять от тебя обручальное кольцо — к свадьбе все готово. Медик обещал тебе щенка подарить — потомка его Коли. Юной особе и щенок, и дача понравились. Она клянется завести корову и каждый день поить тебя молоком — чтобы ты стал толстым. Так что выйдешь, займешься разведением потомства — своего, овощей, телят, щенят и написанием мумуаров. А мы будем с должным благоговением внимать твоим мудрым изречениям». Записка была испещрена мелкими схематическими рисунками — Сашка баловался. За почти год от него не поступило ни одного письма в серьезном тоне — все с шуточками, с нарочитыми грамматическими ошибками, все иллюстрированные... Человечки (очень
Последний раз захлопнулась за вертухаем входная дверь... Никто даже не подойдет к камере до утра. Это Артур понял, когда перехватил взгляд уходившего вертухая. Он смотрел хитро, с торжеством, мол, отбегался наконец. От звука запираемого замка у Артура все зазвенело внутри. Ты умрешь, а я останусь — это ясно было написано на лицах его соседей... Он прикрыл воспаленные глаза, облизнул давно пересохшие губы. Виски были мокрыми от холодного пота. Но ни единым движением он не выдал своего волнения, дрожь так и не прорвалась наружу. Вот что это, значит, такое — быть казнимым...
Палачи ходили по камере, почесывались, бросая в сто рону обреченного все более откровенные взгляды. «Когда?» — спросил один. Другой, которому, видимо, было отдано старшинство, решил отложить экзекуцию до ночи —
Ему сначала захотелось отодрать пидора. Что ж, из этого явствовало, что пидор в камере находится не для дополнительного унижения Артура, а для увеселения все тех же палачей. «Ну, нет, так просто вы меня не получите».
Пидор постанывал под размеренное кряхтение мужика; к нему подошел второй — мол, побыстрее, не один. Кто-то подкинул совет — мол, чего вы все к одному пристали? На шконке еще клиент валяется. Если он не пидор — что ж, недолго его таким сделать, ему все равно терять нечего. «Вот именно, - подумал Артур. — Поэтому минимум трое из вас сдохнут еще до утра».
Неторопливые шаркающие шаги у шконки; из-под полуприкрытых век Артур видел подошедшего только до середины груди, но этого было достаточно. В человеческом теле много точек, удар в которые является смертью с отсрочкой. Артур не шевелился. Мужик, посмеиваясь, стянул с себя брюки, приводя рукой в готовность свое орудие, сказал: «Ну, что, снимай штаны — знакомиться будем». И в тот же момент Артур сделал молниеносное движение левой рукой, напряженные прямые пальцы глубоко погрузились в мягкий волосатый живот — пониже пупка... Тот сдавленно охнул, сел на соседнюю шконку, а Артур вскочил на ноги, как на пружины...
Девять здоровых морд против одного, на их физиономиях было написано искреннее непонимание причин внезапной атаки Артура. А он пользовался короткими секундами передышки, чтобы «прицелиться», определить места нанесения единственных, но смертельных ударов. Только по одному — на повторные у него не будет времени. Плевать, что за убийство десятерых — на пидора время тратить не стоило — ему точно «вышку» дадут. Расстрел лучше, чем смерть в камере. Хотя, возможно, и до расстрела не дойдет — это не более чем самооборона. Артур успокоился, собрался в тугой комок. Он на работе, он должен убрать этих девятерых; условия тяжелые, но он должен справиться, он всегда справлялся с заданием. И вновь он тяжелым взглядом прощупывал каждую клеточку тел соперников.
— Ты чего взбесился? — выговорил наконец старший. — Ты чего человека ударил? Думаешь, если мафией заправлял, так все можно?
Артур молчал, не тратя ни джоуля драгоценной энергии
На слова. Они удивлялись, они еще не поняли, что он намерен драться насмерть, что он не смирится со своей участью. Из угла выглянул пидор — ровесник Артура или даже постарше, — съежился под холодным взглядом бывшего киллера, уполз обратно. Они переглянулись, к Артуру шагнули трое.
Три коротких удара с интервалом в полсекунды — один отвалился с разбитым кадыком, второму Артур нанес удар в область печени — тоже смертник, — третьему повезло больше: удар в висок оглушил его, временно вырубил. Этот, возможно, и выживет.