Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
— Государственных героев хоронят со всеми почсстями, — негромко заметил Корсар. — И оружейный залп над могилой...
— А кто нам мешает сделать то же самое? — перебил его Саша. — Риск? Это ерунда. За несколько часов до начала выстроить цепь из наших людей вдоль всего пути и вокруг кладбища. Кого не надо, они не пропустят, а внутри оцепления можно делать все, хоть испытания ядерного оружия проводить. И игру Артура мы не сломаем. Ведь лидер беляевской группировки — это такой человек, хоронить которого будут все авторитеты Москвы. И на лбу ни у кого не написано, кто он и каков его статус.
— Нуда, — согласился Слон. — Толпа большая, и попробуй разбери — беляевская это группировка или какая другая. Да нет, похороны — это святое дело. Артура надо проводить по достоинству, с этим никто не спорит.
Все вновь посмотрели на Маронко. Тот задумчиво сказал:
— Когда Артура забрали, я предупредил бутырскую братву, что причинение любых неприятностей человеку по прозвищу Джордано окажется на руку нашим врагам, так сказать, по убеждениям. А посему такие действия будут расценены мной как добровольная помощь Петровке. Руки у меня длинные, я таких недоумков везде достану, хоть в Кремле, хоть в «Белом доме». И ждать могу хоть десять лет. Сам не доживу — ради Бога, у меня наследников злопамятных хватает. Я предупредил, что человек, нарушивший мое условие, будет опущен, и это еще не все. Этого мало. Если он выживет после того, как пройдет через всех желающих — а их и сорок человек сразу может найтись, — он все равно будет убит. Таким способом, какой фантазия подскажет мастерам из отряда Бориса. Ограничений им ставить не стану. Эти ребятки славятся по всей России, и я не думаю, что им в руки мечтает попасть даже закоренелый мазохист. А после того, как они побалуются, все оставшееся от дурачка будет распределено следующим образом: мясо продано на рынке под видом телятины, остальное выкинуто на помойку — бродячим собакам тоже что-то есть надо.
Саша сидел, опустив глаза. Вот это да... Вот это при
Каз... Кто бы мот подумать, что Маронко на такое способен?! Пожалуй, Саша только теперь понял, почему Ученого очень многие боялись. Даже Хромой его здорово опасался. Вовсе не из-за той военной силы, которой он располагал, а из-за того, что он мог отдать фанатично преданным ему боевикам любой, самый дикий, приказ.
В обычное время он сурово сдерживал все звериные инстинкты своих подчиненных. Его политика была жесткой, но без крайностей — ничего особо пугающего, мытищинская группировка славилась куда более зверскими выходками. А выходит, один Саша не знал, что он далеко не всегда против жестокости и садизма. Видимо, остальные знали, что Ученый способен в любую минуту снять все ограничения, «спустить с цепи», и тогда его фанатики слепо и без рассуждений разорвут в клочья любого указанного им человека. И все боялись, что могут стать коронным блюдом на этом пире крови...
За себя Саша переживал мало, он смог бы выполнить любой приказ. А его люди? Он скосил глаза. Мишка сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и что-то писал в блокноте с отсутствующим видом. Мишку после экзамена на кровь таким приказом не проймешь. Саша вспомнил, что Мишка рассказывал... Поскольку на его совести уже одна жизнь была, Мишка на убийство шел гораздо спокойнее Саши.' А все пошло не по плану... Мужичок, убираемый одновременно с судьей Муравичсм, просек дурной поворот Событий и, когда Мишка привел его к заранее выкопанной яме, начал сопротивляться. У Мишки был «макар», но машинально он схватился за более привычное оружие — за нож. Своей жертве он нанес только один удар — выпустил кишки. Мужик успел отползти на два десятка метров и затих. Мишка за ноги дотащил его до ямы, скинул, не проверяя, жив он или мертв, облил бензином и поджег... Он был жив; услышав его жуткий вопль, Мишка едва не спя-тил. И после злого напрочь потерял всякую чувствительность, до его сознания акты садизма просто не доходили.
На подлокотнике кресла рядом с Соколовым примостился Серега, лак и оставшийся маленьким и худеньким. Серега, между прочим, был очень жестоким. Трупы, их части и кровь в любом количестве после морга и анатомички его не смущали абсолютно. Вот за Яковлева Саша беспокоился больше всего. Он был отчаянно смел, самолюбив, азартен, в драке доходил до аффекта, но садизм противоречил всей его натуре. Для себя Саша решил, что любой ценой удержит Яковлева подальше от этого приказа.
Он обвел комнату глазами и, к своему удивлению, увидел, что почти все стараются подавить
— Думаете, слишком жестоко? — тихо, с угрозой спросил Маронко. Его взгляд был полон ледяного презрения.
– Пойдите, взгляните на то, что осталось от Артура. Они взяли опущенного в камеру — для утехи, — но этого им показалось мало, поэтому они поиздевались над трупом.
За одно мгновение атмосфера в комнате накалилась до предела, хотя никто не издал ни звука. Казалось, еще одно слово Маронко — и помещение вспыхнет десятком молний. Саша заметил, как грозно сдвинул густые брови Вахо, как затрепетали ноздри едва справлявшегося с яростью Хромого, как побелели костяшки кулаков Слона. Белого Саше не было видно, но он имел все основания полагать, что Белый не остался равнодушен.
Артур... Они все знали его, кто боялся, а кто и любил — как ясеневский молодняк, например. Мало того, что эти козлы забили его до смерти, так еще поизгалялись над тру-пом... Падлы, опустить его живым у них, десятерых, мочи не хватило, а хотелось так, что даже смерть не остановила.
Яковлев поднял голову, его глаза недобро блеснули. Нет ром ко окликнул Хромого:
— Борис, я хочу поделиться одним секретом. Классная пьпка. В задницу вставляется трубка на глубину сантиметров двадцать, только осторожно, чтоб кишки не порвать. И через трубку внутрь загонягся какое-нибудь крупное кусачее насекомое. Скажем, жук, а лучше — два или три, чтобы они дрались между собой. В Афгане бандиты для этих целей саранчу держали и запускали десятками. А трубку потом вытаскивали, чтобы вся эт а живность наружу выползти не могла. — Он помолчал, его лицо на мгновение исказила судорога. — На моих глазах человек сам себе внутренности
Вырвал — боль безумная. А вам, наверное, перед таким опытом будет лучше связать клиенту руки.
У Хромого вытянулось лицо — никак он не ожидал подобной ремарки именно от Яковлева. А Саша уже ничему не удивлялся.
— И много ты таких фокусов знаешь? — поинтересовался Белый.
— Толя, инквизиторы столько не знали, сколько я всего за две недели плена увидел. У меня самого на спине живого места нет — меня колючей проволокой секли.
— Ну, ради такого случая и я своими секретами поделюсь, — вставил Корсар. — Я тоже знаю не одну феньку из ассортимента китайских палачей.
— Послушайте, зачем нам мастера Хромого? — с мрачным восторгом спросил Слон. — У нас разведчики любого умника из гестапо за пояс заткнут, тем более что гитлеровцы не отличались изобретательностью.
— А затем, что я сам не собираюсь этим заниматься, — ответил Валерка. — У меня зла столько, что я убью слишком быстро. Пусть этим занимается тот, у кого темперамент похолоднее моего.
— Делайте с ними все, что хотите, — неестественно мягко сказал Маронко. — Они ваши. Шесть человек объявлены вне закона. Я также снимаю все ограничения в отношении тех, кто попытается их спрятать — в отношении мужчин старше пятнадцати лет, разумеется, если они осведомлены об истинном положении вещей. Женщин не убивать и не калечить, но любым другим способом поучить можете. До того момента, как они все — считая того, которого поймали люди Гончара, — будут в сборе, ничего серьезного с ними не делайте. Поиграйте, но оставьте и другим. Держать их будем в квартире на «Академической» — Толя, позаботишься об охране. А вот, — он наклонился, вытащил из ящичка стола шесть папок, раздал всем разведчикам, — досье на наших беглецов. Заранее ищите двух человек, которые продавали бы мясо на рынке.
— А разделывать их надо живьем, — медленно и громко сказал Серега, заглядывая Мишке через плечо в его блокнот. Все затихли, тогда он пояснил: — Иначе мясо будет отравлено трупным ядом, и мы перетравим кучу невинного народа. Кровь-то нашим подопечным никто сливать не
Будет, поэтому разделывать надо живьем, чтобы она сама стекла.
— Э, а у меня рацпредложение, — не удержался от ремарки Саша. — Зачем кости и кишки на помойку выкидывать? Привезти и вывалить на мостовую перед Петровкой, 38. А что? Пусть все видят, каково с нами связываться.