Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
— А как же, — отозвался Слон. — Кроме внутренних проблем, существуют еще и внешние. Наши конкуренты, я думаю, поглядят, как мы территорию сдаем, и захотят за-цапать все. В этих условиях остаться в тени невозможно.
— Почему? — возразил ему Хромой. — Шура, нам никто не мешает использовать тактику гверильи. Пусть они
Делают все, что хотят, я не поддамся на провокацию, даже если мне в глаза плюнут. Я уйду. Даже если меня начнут теснить из базового района — уйду. Но через пару дней, когда они не будут ждать ничего дурного, приедут человек десять и рассчитаются на партизанский манер — не пред-
— Или можно клиентуру настроить должным образом, — подсказал Саша. — Тогда получится, что и мы разгромлены, и территорию не займешь. В таксопарки, к примеру, ни один посторонний не сунется.
— Не совсем так, но ваши предложения я учту. У меня был другой план, и о нем я не хотел бы говорить сейчас. На данный момент что-нибудь не ясно? — Выждав паузу, Ма-ронко сказал: — Тогда закончим на этом. Саша, задержись.
Слон и Хромой ушли. В кабинет кто-то заглянул, Маронко сказал, что занят, но происшествие требовало его присутствия. Он пошел разбираться, а Саша приоткрыл фор-точку и закурил.
Фактически грядущие перемены никак не задевали его интересы. Территории, которые он держал, считались базовыми районами, перестраиваться ему не придется, да и в легальном бизнесе он пока принимал небольшое участие. Мало того, появилась возможность немного подзаработать безо всякого риска. Переучивать людей станут по его схеме, а кто этим будет заниматься? Конечно, позаимствуют ВДВ в качестве хорошо оплачиваемого инструктора. Только платить, естественно, будут Цезарю. А вот уж дудки, ВДВ они не получат, он ему самому понадобится.
Недели за полторы до этого к Саше по поводу работы обратился человек, которого он для себя отверг по двум причинам: во-первых, судимый, во-вторых, старик — ему уже исполнилось тридцать четыре года. Но что-то помешало тогда сразу ему отказать, и Саша похвалил себя за дальновидность. Сейчас этот человек будет нужен позарез. Дело в том, что тот был офицером и служил до суда в чине капитана в дивизии имени Дзержинского. После суда его, разумеется, уволили из армии, и, отбыв срок, парень остался не у дел. Инструктор-то из него вышел бы классный, еще и ВДВ есть чему у него поучиться. А судимость не играет никакой роли, если он займется только обучением и не будет выезжать ни на какие дела. И Геннадию — этому
Капитану — проще будет, он на обучении новобранцев собаку съел. Самое главное, что работа для него найдется всегда — новые ребята приходить же будут.
И насчет болтовни — замечательное решение. На взгляд Саши, вопрос о длинных языках давно надо было поднять. Верить можно только близким людям, и то — с большой оглядкой. А большинство московских рэкетиров — иногородних Саша плохо знал — запросто могли перед первым встречным-поперечным похвастаться своей крутизной, не говоря уже о том, что все их подружки осведомлены об их бизнесе и треплются об этом на всех углах. А разглагольствовать по пьяни о своих подвигах — такое случалось сплошь и рядом. Иногда они выбалтывали столько, что приходилось убирать чересчур осведомленных людей. И такую кровь Саша считал глупой.
Все люди имеют глаза и уши, и все в известной мере любопытны. Не хочешь, чтобы твои тайны были известны всей Москве, — не выставляй напоказ. Избегая опасности, надо начинать с себя, надо прежде
В кабинет вернулся отец, удивился:
— Ты чего торчишь на подоконнике? Да еще с ногами?
— Удобно.
Маронко пожал плечами — причуд у Саши хватало.
— Смотри, там сквозняк. Без почек останешься.
— Ерунда. Ничего мне не будет.
Маронко уселся за свой стол, некоторое время молчал, потом спросил:
— Что ты думаешь о реконструкции?
— Давно пора. Надо мной все смеются, у меня нет опыта, у меня один молодняк в отряде, а порядок такой, какого в КГБ нет.
— Да-а, твои орлята через три-четыре года станут золотой бригадой. Для того чтобы привлечь тебя к участию в каком-либо проекте, люди будут в очередь записываться. Я вот о чем думаю: придется перераспределять базовые районы, и Внуково тебе одному я не оставлю. — Он хитро прищурился: — Хочешь выбор? В первом случае ты делишь
2<ЙГ
Аэропорт с заместителем Алексея, во втором у тебя остается только Ясенево, но ты получаешь автономию.
— То есть? — не понял Саша.
— Видишь ли, когда зашла речь о защите базовых районов, я сказал, что у меня другой план. В двух словах: их будем прикрывать не мы, а союзная нам группировка, о которой никто ничего сказать не сможет, кроме того, что она вполне боеспособна и лояльна мне. Ты можешь возразить, что мы ни с кем не заключали союзов и в данной ситуации это рискованно — я согласен. Мы и не будем вести таких переговоров. Я не случайно упомянул, что в Москве неизвестно, какое ты имеешь отношение к Организации. Мы попросту объявим тебя лидером союзной нам ясеневской группировки, и на то время, пока будем вынуждены уйти на дно, вперед выйдешь ты. При необходимости вести какие-то военные действия ты по-прежнему можешь пользоваться всеми силами Организации, хотя я думаю, что тебе хватит твоих ребят и «гвардии». И все переговоры будешь вести тоже ты — на правах моего союзника.
— Понятно. Я должен сыграть роль...
— Нет. Ты ничего не должен играть. Что такое автономия, знаешь?
— Самоуправление в составе союза.
— Ты не сыграешь, ты действительно станешь моим союзником, лидером вполне самостоятельной ясснсвской группировки. Обсудим условия нашего союзного договора, и ты волен без моего ведома принимать любые решения, если они не требуют согласования со мной по договору.
Саша не поверил своим ушам.
— Ты хочешь сказать, что я буду не твоим бригадиром, а твоим партнером? И что, если мне захочется, к примеру, ограбить банк, то я могу даже не ставить тебя в известность?
— Да. Ты можешь делать все, что не вредит моим интересам. Но и отвечать за свои выходки тоже будешь сам. Что скажешь?
— Туг даже думать нечего. Конечно, автономия.
– Помолчав, Саша добавил мечтательным тоном: — Хромой дерьмом изойдет, когда узнает.
Маронко расхохотался.
— По-моему, я слишком поторопился с таким предложением. Ты гораздо больше мальчишка, чем хочешь показаться, у тебя одна мечта — утереть нос Хромому.
Саша сорвался с подоконника, прошелся по кабинету на руках, с грохотом упал, потом сказал: