Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Неуверенно хмыкнул — тоже опозорился, не смог предвидеть такого демарша жертвы.
Соколов, сидя на асфальте, неожиданно расхохотался:
— Блин, никогда не думал, что придется заглянуть в дуло собственного автомата!
Подошел Яковлев, скинул капюшон маскхалата.
— Что стряслось-то?
— Да ничего, — буркнул Саша. — Мишке в русскую рулетку приспичило поиграть. Выиграл и ржет теперь. Ладно, давайте шевелиться. Времени в обрез.
Пока Антон сдирал наклейки «милиция» и «ГАИ» с белого «жигуля», остальные извлекли из кабин бесчувственные
«Волгу» совместными усилиями вытолкнули на асфальт. Десантники, на ходу стаскивая с себя маскхалаты, разбредались по машинам — ВДВ с Чикаревым должны были вести «МАЗ», Валера и Славка Шведов перегоняли «Шкоду». В голову каравана пристроилась черная «Волга», оккупированная начальством, а замыкали кортеж Антон и Жорка на «семерке».
Отсчитав свои пять трупов, Серега вместе с Глебом и Дмитрием уехал на «уазике» в сторону Курска. Одно тело — водителя «МАЗа» — осталось в кабине, ему еще предстояло сыграть свою роль.
По замыслу Цезаря исчезновение груза должно выглядеть так: экипажи, сговорившись между собой, крали груз — сделать это им было необыкновенно легко. Груз сбыли с рук, а машины решили отогнать подальше и свалить в залитые водой карьеры где-нибудь в Елецкой области. Одну машину свалили, до следующего карьера поехали на второй. И там произошла ссора при дележе добычи, в результате один из угонщиков был убит, а тело утоплено вместе с машиной. Так как весьма сомнительно, чтобы преступники тащили с собой труп почти триста километров, разделяющие Симферопольское шоссе и карьеры, и рисковали засветиться на любом посту ГАИ, то следствию первым делом придет в голову именно такая версия. Им
Еще придется помучиться с поисками машин - они же не в одном карьере будут. Но когда машины найдут — это не пылинка, и бесследно они исчезнуть не могут, — то милиция потратит немало времени на поиски еще пятерых членов сопровождения, пока Цезарь будет заметать следы. К тому же район поисков довольно обширный, несколько областей, что, учитывая сложность структуры правоохранительных органов, делает задачу милиции крайне трудно - выполнимой, а преступников — практически неуловимыми. Опять же груз секретный, считается, что о нем никто не знает, и это обстоятельство теоретически исключает непосредственное вмешательство московских криминальных деятелей. А Цезарь не боялся расстояний.
На машинах меняли госномера — на всех, включая «Волгу», затем небольшой кортеж с новым пакетом документов должен был, не доезжая Черни, свернуть на боковую трассу до Ефремова и там выйти на Каширскую магистраль. И оттуда — прямиком на Воронеж.
...Аня потеряла сознание практически сразу, и поэтому была избавлена от необходимости лицезреть жуткую сцену — как шесть человек были убиты. Без единого выстрела, без шума, голыми руками... Она не видела, как умирали люди, сжалившиеся
Она чихнула, села, раздвинула шторки. И опешила, увидев незнакомцев. Сначала ей показалось, что во время сна ее перенесли в другую машину из этого же каравана, но нет — кабина выглядела привычно. А вот люди были чужими. Ей стало страшно, очень страшно, и еще больше она испугалась, встретившись с пронизывающим холодным взглядом человека, занявшего место Ремира.
— Так, — сказал он. —У нас безбилетница. Как мы ее проглядели?
— Черт ее знает, — ответил водитель. — Я чуть не двинулся, когда услышал шум за спиной.
Почти плача, Аня начала объяснять, каким образом она попала в машину. На кожухе между сиденьями лежали белые маскхалаты и теплые куртки, а вся одежда прежнего экипажа куда-то подевалась. Осталось только то, что висело на вешалке над спальником.
И, что самое плохое, ехали они не в Тулу. Или в Тулу,
Но по другой дороге. Симферопольскую трассу Аня знала хорошо и была уверена, что они едут не по ней. Что же все - таки произошло? Она вопросительно посмотрела на новый экипаж, будто надеясь прочитать отгадку на их лицах.
Парни ей не понравились. Водителя она не видела — сидела за его спиной, — но пассажира разгладела хорошо. Моложе, чем Ремир, темноволосый и давно не стриженный — волосы закрывали уши и завивались на шее. Загорелое широкоскулое лицо было бы красивым, если бы не глаза. Большие, миндалевидные, очень светлые, почти светящиеся. Страшные глаза, нечеловеческие. Или ей так только показалось с перепугу?
Он переменил положение, и Аня обратила внимание на ширину его плеч. Он должен быть очень сильным. Крупные кисти с широкими, грубыми запястьями и узловатыми пальцами. Тяжелая мужская сила в сочетании с холодным, безжалостным взглядом. На весь ее рассказ он, казалось, не обратил внимания.
— Ты скажи, где ты живешь?
— В Ленинграде, — охотно сообщила Аня. — У меня там бабушка живет. Она старенькая, пенсия маленькая, денег не хватает, вот я и решила подзаработать.
— Ну и как, заработала?
— Нет, на юге и обещают мало, и обманывают часто. Я к бабушке вернусь, в совхозе около города работать буду.
— Сколько тебе лет, работница?
— Пятнадцать весной исполнится.
— Сколько классов в школе окончила?
Он задавал вопрос за вопросом, отвернувшись от нее, равнодушно, как следователь на допросе.
— Шесть, я с середины седьмого на заработки уехала.
— Родители где?
— Отец сначала в тюрьме сидел, потом спился. Сейчас в ЛТП. Мать к любовнику ушла вместе с братом, ему семь лет. А я у бабушки осталась. Я звонила ей с юга, она уже договорилась в совхозе, чтобы меня на работу взяли. И в школу я вернусь, восьмилетку закончу точно.
Она все еще думала, что имеет дело с органами власти, и всеми силами старалась убедить пассажира, что не надо се задерживать за бродяжничество, что она сама не хочет больше заниматься проституцией, что она исправилась.