Чародей лжи

Энрикес Дайана

Как известно тем, кто хорошо разбирается в законодательстве о банкротстве, термин «мошенническая передача собственности» в данном случае подразумевает недобросовестное намерение Мэдоффа в собственных интересах передавать денежные средства другим людям – именно так он и поступал ради сохранения финансовой пирамиды. Слово «мошеннический» не относится к мотивам тех, кому передавались деньги, и тех, кто просто изымал принадлежащее им, как они полагали, по праву. Но многие инвесторы не были знакомы с юридическим языком и страшно возмущались, когда в письмах Пикарда их законные изъятия именовались «мошеннической передачей собственности», а им самим приказывали связаться с его офисом, чтобы решить вопрос о возврате денег.

По законодательству о банкротствах не

имеет значения, насколько чисты мотивы инвестора. Пикарду позволили возвращать через суд все «приоритетные выплаты» и вообще любые деньги, полученные от Мэдоффа в результате его неправомочных трансфертов в установленный шестилетний период. На жаргоне дел по банкротствам такие судебные иски назывались «выцарапыванием», и мелких инвесторов при одном упоминании этой жуткой перспективы бросало в дрожь. Пикард и сам терпеть не мог это слово, но сути дела это не меняло: к концу июня он подал восемь исков против крупных инвесторов и фидер-фондов, чьи изъятия составляли сотни миллионов, а в некоторых случаях и миллиарды долларов.

Против управляемых Карло Гроссо фондов Kingate он подал иск о возврате 395 млн долларов, включая почти 260 млн долларов, изъятых в последние девяносто дней жизни финансовой пирамиды.

Еще примерно миллиард долларов он рассчитывал получить в судебном порядке с десятков счетов, открытых Стенли Чейзом, которому стукнуло уже восемьдесят три. Основатель первого донорского фонда Мэдоффа переехал из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, где проходил лечение. Даже после того, как разразился скандал с Мэдоффом, Чейза заочно чествовали за многолетнюю щедрость к израильским некоммерческим организациям, в числе которых были Научно-исследовательский институт им. Х. Вейцмана, Технион (израильский технологический институт) и Еврейский университет в Иерусалиме.

От Cohmad Securities Пикард добивался возврата 250 млн долларов – среди ответчиков значились имена одного из основателей Cohmad, Мориса (Сонни) Кона и его дочери и президента фирмы Марши Бет Кон, не считая длинного списка работающих там брокеров. Пикард заявил, что брокерская фирма сознательно обслуживала коммерческие цели финансовой пирамиды Мэдоффа, но это утверждение упорно отрицали и вся пошатнувшаяся фирма, и семейство Кон.

Из фондов Fairfield Sentry, управляемых Уолтером Ноэлом, Джеффри Такером и их партнерами из Fairfield Greenwich Group, Пикард пытался вытянуть еще 3,5 млрд долларов. На Fairfield Greenwich работали и другие мелкие фонды, и поэтому Мэдофф его вымел не подчистую. Но в фирме все в один голос отрицали, что им что-либо известно о преступлении Мэдоффа, а нанятые фирмой юристы окопались для затяжных боев.

И, наконец, 12 мая Пикард подал самый многообещающий из первых исков – против Джеффри и Барбары Пикауэр на сумму более 6,7 млрд долларов. Через несколько месяцев эта ошеломительная сумма в ходе дальнейшего расследования группы Пикарда вырастет до 7,2 млрд долларов. Никто, даже сам Мэдофф со всей его семьей, не изымал из финансовой пирамиды сумм, хотя бы приближающихся к этой.

На сенсационный иск против Пикауэра поборники теории заговора слетелись как мухи на мед. Вытягивал ли Пикауэр деньги, чтобы припрятать их для семьи Мэдофф? Мэдофф отрицал это. Будь это правдой, уж он бы точно потребовал деньги назад, чтобы в эти последние месяцы удержать на плаву свою пирамиду. Более того, Мэдофф ясно понимал, что правоохранительные органы будут под микроскопом изучать источники дохода его родных, отныне и до конца их жизни. Другие рассуждали, что, вероятно, Пикауэр-то и был настоящим вдохновителем финансовой пирамиды, а Мэдофф всего лишь вывеска. Мэдофф отрицал и это: будь это правдой, Мэдофф перед лицом страшного 150-летнего тюремного срока непременно разоблачил бы Пикауэра в обмен на снисхождение. Разумных объяснений этому просто не было, разве что, как подозревал сам Мэдофф, Джеффри Пикауэр был чертовски проницателен и понимал: не стоит надолго оставлять в руках Мэдоффа свои прибыли – возможно, фиктивные.

По закону Пикард должен был подать свои иски по возврату ранее выплаченных сумм до 11 декабря 2010

года. До истечения лета 2009 года он обратился в суд с требованием вернуть 13,7 млрд долларов. Все эти суммы были затребованы от крупных фондов либо чрезвычайно богатых частных лиц, чьи юристы были готовы к длительной обороне посредством ходатайств и возражений, которые в конце концов приведут либо к судебному вердикту, либо к некоему соглашению сторон. Такая позиционная война затягивает время и увеличивает судебные издержки, хотя вообще-то подача исков обходилась Пикарду в одну и ту же сумму независимо от того, подавался иск против гиганта или против карлика. Поэтому воевать с карликами не имело смысла, когда вокруг было столько гигантов с деньгами Мэдоффа в карманах.

Тем не менее многие мелкие инвесторы больше всего боялись, что он будет преследовать и их. Их страхи говорили о том, каким настороженным и недоверчивым стало их отношение к Пикарду после встречи 20 февраля. Рост враждебности огорчал его самого и тревожил его коллегу Дэвида Шиэна. Им-то казалось, что Пикард демонстрирует максимальную открытость, гибкость и сочувствие, – насколько это позволял закон. Он лично или через кого-либо из своих сотрудников отвечал на тысячи электронных писем и звонков. Да, это было сложнейшее международное дело о банкротстве, но Пикард, по его убеждению, делал все возможное, чтобы объяснить эти сложности тем, кто пострадал наиболее тяжко. Несмотря на злобные обвинения, которыми его закидывали чуть ли не каждый день, он редко выходил из себя.

Но он не мог отбросить два камня преткновения со своего пути: медленный темп выплат по претензиям и метод подсчета убытков.

К концу июня, после более шести месяцев труда, из 13 705 претензий решение удалось вынести менее чем по шестистам. Это было невыносимо мало, и жертвы Мэдоффа, находящиеся в наиболее отчаянном положении, рвали и метали.

Вина за создавшуюся ситуацию лежала не только на конкурсном управляющем. Ввиду того, что документация Мэдоффа устарела, команда Пикарда потратила сотни часов и десятки тысяч долларов на оцифровку миллионов бумажных страниц и микрофишей, чтобы можно было исследовать и сортировать их с помощью компьютера. ФБР тщательно просматривало документы в поисках возможных сообщников, скрывающихся за вымышленными именами на клиентских счетах, и дополнительно отсрочило выплаты по ряду претензий. Министерство юстиции запретило команде Пикарда опрашивать более четырех десятков человек, в том числе более двух десятков сотрудников Мэдоффа. К тому же банкротство – процесс небыстрый даже в лучшие времена.

И даже зная все это, злопыхатели кляли персонально Пикарда, будучи убеждены, что проволочки – прямое следствие его метода подсчета потерь инвесторов. Они уверяли, что дорогостоящее и отнимающее уйму времени восстановление клиентских счетов не потребовалось бы, если бы Пикард просто взял за основу исков от лица SIPC последние выписки со счетов, чего, по их убеждению, и требовал от него закон. Наилучшим способом для Пикарда ускорить процесс удовлетворения претензий, по их разумению, состоял в том, чтобы отказаться от жесткого принципа «сколько вложил, столько и получишь».

Команда Пикарда в конце концов ускорит процесс выплаты по претензиям, создав компьютерную сеть, в которой юристы из разных мест смогут работать одновременно. Но по вопросу о том, как конкурсный управляющий подсчитывал убытки инвесторов, он вместе со своими противниками оказался в патовой ситуации. Он полагал, что толкует закон единственно правильным образом, а тысячи инвесторов – что он абсолютно не прав.

SIPC признала, что некоторые разоренные инвесторы тяжко страдают от задержки выплат. Принуждаемая адвокатами нескольких инвесторов оказать хоть какую-нибудь временную помощь, организация в мае учредила беспрецедентную программу «тяжелых случаев» для ускоренного разбирательства по особо неотложным претензиям, что делалось впервые (либо потребовалось впервые). Но незнакомые и запутанные правила, прилагавшиеся к этой новой программе, лишь пуще разгневали некоторых пожилых инвесторов, нуждающихся в срочной помощи.