Часть первая. Тропы Тьмы

Харченко Александр Владимирович

– -Лантанов!

Прибежал Юрий Лантанов -- глаза больной ищейки, волосы грязные: вымотался парень за ночь, лица на нём нет.

– -Аммиачная селитра есть на складах? И горючее какое-нибудь?

Лантанов чуть не запрыгал от радости:

– -Аммонал! Думаете... поможет?!

– -Не помешает, это уж точно.

– -А... детонаторы?

– -Бензиновые пары. Идите, приставьте женщин к производству! Или нет, скажите лучше Алибеку, чтобы организовал всё. Вас к себе женщины могут и не подпустить! Первые две-три гранаты -- испытать в поле, чтобы эти знали, что у нас неплохо с оружием! А остальные -- раздать обороняющимся. И быстрее же, дьявол разрази, скоро уже рассветёт...

Лантанов

умчался с быстротой гомеровского Гермеса, а военинструктор, переместившись к северо-восточному окну, стал почти со злобой всматриваться в полосу серого, дрожащего света, отделившую слабо всхолмленный горизонт от почти безоблачных небес. В разгорающемся световом поле отчётливо проявлялись страшные детали будущего сражения: вот в овражке за кустами -- машина, из неё торчит коротенький ствол автоматического гранатомёта, вот пулемётное гнездо у края рощицы, а вот и за непаханым, поросшем сорняками полем -- едва видимые, полупризрачные в утреннем тумане силуэты всадников с оружием за спиной. Откуда же их столько?!

Слева, за западным окном, грянул взрыв, потянулся лентой белый дымок, и тотчас заурчал мотор машины в колке -- той, что с гранатомётом. Грузовик, словно стряхивая сонное оцепенение, выполз лениво на край овражка; из-под колёс его заднего моста летела грязная, комковатая земля. Вслед за машиной поднялась ещё одна -- джип с пробитыми стёклами, в окно которого высунулся уже для острастки ствол автомата. И третья машина выползла из-за пригорка, с запада, ближе к дороге, что вела к станции, выползла и ухнула негромко, выбросив столбик белого дыма.

– -Ложись! Мина!
– - крикнул Керн в окно.

Мина хлопнула прямо над вторым корпусом -- по крышам, прорывая железо и бетон, покатился визгливый рой осколков. Судя по отсутствию криков и стонов, раненых не было. Интересно, подумал военинструктор, сколько у них там может быть боезапаса? Но времени проявлять интерес не было -- направо, от реки, покатилась в поле, отделявшее коммуну от приречных зарослей, целая лава конников -- сотня, пожалуй, не меньше, все на сытых лошадях, все при оружии, а передовые ещё и распаковывали на ходу какое-то знамя. Ну надо же, поправляя прицел, подивился Керн: даже знамя у них есть, а! Всё как у больших! Ну, хорошо: на конницу -- не более двух магазинов, потом надо будет попробовать разобраться хотя бы с одной машиной, а потом... а потом уже, скорее всего, ничего не будет. Но для начала...

Серая полоса рассвета внезапно, как индикаторная бумага под каплей кислоты, окрасилась ярко-розовым. Из кабины джипа хлестнул по мешкам с песком пулемёт -- коротко, зло, недвусмысленно. Затем машины вдруг остановились. Остановилась и пехота, продвигавшаяся за ними -- не менее полусотни бандитов, все в зимней грязной одежде, вооружённые кто чем, они собрались к машинам, забегали, засуетились. Чего они ждут -- теперь, когда рассвело и можно стрелять сколько хочешь в почти безоружный лагерь переселенцев?! Быть может, решили вновь послать диверсантов, уничтожить очаги серьёзного сопротивления? Бандитам тоже не хочется рисковать своими драгоценными жизнями, они воюют не за абстрактные принципы, а за себя, любимых, за золотые бранзулетки на пузе и по карманам, за сытный борщ, за своё право без предисловий пинать холопа и нищеброда в лицо кованым сапожищем...

На всякий случай, военинструктор осмотрел комнату: не ползёт ли диверсант? Комната выглядела надёжно защищённой: снаружи почти ничего не видно, а внутрь просто так не попасть, во всяком случае, не дёрнув на себя скрипучую тяжёлую дверь. Скрип двери он, пожалуй, заметит... Керн вновь вернулся к созерцанию творившейся за окном сцены. Там, видимо, что-то решили;

теперь и машины, и люди двигались не к колонии, а к дороге, на соединение друг с другом. Решили, видимо, предпринимать штурм через главные ворота, подумал начальник коммуны, перемещаясь к северо-восточному окну. Здесь ситуация выглядела не лучше: кавалерия, летевшая к ограде коммуны, перешла с рыси на галоп, покрыв уже более половины расстояния. Ну что ж, с них и начнём...

Керн пристроился за мешками с песком, упёр подстволье в подоконник, чтобы не слишком вело при стрельбе очередями. В прорези прицел замелькали передовые конники: один -- с саблей, как в гражданскую войну, потом знаменосец с опущенным на манер копья флагом, моложавый субъект -- совсем сопляк, моложе Лантанова, пожалуй!
– - с охотничьим нарезным карабином у левого стремени и трубой -- в правой руке. Ёлки же палки, а! Ещё и труба! Ну всё, как у больших! Совести вот только не нажили, похоже... Ну, ничего, ещё метров четыреста -- и многим из них совесть уже не понадобится!

– -Мухтаров!
– - крикнул Керн из окна.
– - Слушай мою команду! При приближении машин -- гранатами! По пехоте -- беглый огонь с близкого расстояния! Справа кавалерийская лава, берегитесь! То-о-овсь!

С машин у дороги заработали пулемёты. Били по крыше и стенам корпуса -- видать, услышали командира. Мин для миномёта у бандитов то ли больше не было, то ли там старались соблюдать экономию, а вот из пулемётов лупили почём зря. Работали целых два пулемёта -- единый ПК под винтовочный старинный патрон, и ручной малокалиберный, способный при необходимости пробить прицельным огнём на полкилометра. Свист пуль, проносящихся мимо, почти не беспокоил Керна. К этому он успел однажды привыкнуть, как и к мысли о том, что будет, когда такая пуля воткнётся в тело... Он заставил себя унять неизбежную холодную дрожь и снова сосредоточиться на кавалерии.

Передовые конники были примерно в сотне шагов от намеченного Керном рубежа стрельбы, когда знаменосец поднял кверху руку с древком -- и в рассветных лучах заполоскалось, закружилось в воздухе алое полотнище с пятиконечной звездой посередине -- древний боевой стяг организованного восстания против всяческой несправедливости и рабства. Вслед за знаменосцем поднял правую руку и горнист, и над лесостепью понёсся звучный голос трубы, в аккуратном, протяжно-размеренном тоне которой слышался отчётливо уже знакомый Керну акцент:

VЖlker, hЖ-ort die Signa-ale!

Auf zum le-etzten Ge-fecht!

Die In-ter-na-tio-na-a-le

ErkД-ampft das Men-schen-re-echt!

– -Ур-ра-а-а!
– - заорал кто-то из подростков-дозорных, охранявших ворота.
– - Ура, ребята! Наши! Наши идут!

Со стороны машин послышались проклятия и выкрики. Моторы вновь заревели, одна из машин дала в сторону наступавших кавалеристов длинную пулемётную очередь -- не достигшую, впрочем, цели. Керн, не вполне ещё опомнившийся и овладевший ситуацией, переместился всё же к другому окну, откуда открывался вид на дорогу. Бандиты отступали -- организованно, в полном боевом порядке. Чтобы немного нарушить это благолепие, Керн дал очередь по джипу и, возможно, попал: послышались едва разбираемые проклятия, угрозы и ругань. Затем и пехота, и автомобили предпочли смотаться под прикрытие леса, где гарцевал на опушке ещё десяток вооружённых всадников. Конный отряд нёсся им наперерез; в разгорающемся алом свете зари сверкали стволы взятых наизготовку карабинов, и труба продолжала выводить над лесостепью победные такты атакующей мелодии: