Человечность
Шрифт:
Чудовищный глубинный грохот поднял саперов на ноги.
— Артподготовка! — крикнул сержант Митяев, но его голос потонул в страшном громе.
Началось. Саперы свое дело сделали — подготовили пути для пехоты и танков, очередь за артиллерией. Саша взглянул на часы: ровно девять.
То, что началось в девять утра, потрясло Крылова — такое ни он, ни его товарищи и представить себе не могли.
Было ясное солнечное утро. Немцы постреливали чуть нервознее, словно чувствовали опасность. Потом в небе появились краснозвездные истребители, наполнили округу рокотом моторов.
Танкисты быстро замаскировали машины пучками ржи — танки стали похожи на копны, из которых торчали орудийные стволы. А лощиной уже подъезжали таинственные «катюши», сверху Крылов видел их как на ладони. Они образовали ряд, второй, третий. Лощина колюче ощетинилась металлическими двутаврами, в гнездовьях которых застыли длинные сигарообразные снаряды.
В девять часов лощина заскрипела, заскрежетала, выбросила вверх ослепительное пламя, и тотчас дрогнула вся округа — по телу у Крылова пробежала дрожь. Начало превзошло ожидания. Земля, будто уставшая от вековечного молчания, пришла в неистовство. Небо наполнилось воем, свистом, шипением, и вдруг еще страшнее дрогнула земля: немецкая сторона отозвалась чудовищным грохотом. В считанные мгновенья вражеские окопы покрылись огненно-дымными земляными взбросами. Эта серо-красно-черная завеса сгущалась, ширилась, поднималась ввысь, а округа неистовствовала еще яростнее. Завеса впереди уже закрыла полнеба и надвигалась на стрелковые окопы, а сзади ширилась другая дымная завеса, из которой вылетали тонны, десятки тонн разъяренного металла. Обе завесы сближались, сливались в одну. Исчезло солнце, стало почти темно…
Что люди способны развязать такую силу, вложить ее в один удар, потрясти землю, закрыть дымом, копотью и пылью солнце, Крылов до сих пор не знал. Радостно возбужденный, он в то же время испытывал жутковатое, почти суеверное чувство, словно стал свидетелем какой-то нечеловеческой катастрофы. Трудно было поверить, что такое грандиозное явление вызвали обыкновенные люди. Гром Центрального фронта, перешедшего в наступление, был слышен в самых отдаленных уголках Брянско.
оолита развивались непривычно быстро. Уже в первые секунды артподготовки некуда было стрелять: дот исчез в дыму, и сорокапятчики посылали снаряд за снарядом в этот дым, не меняя заранее установленного прицела. Орудие дрожало вместе с землей, выстрелов не было слышно, и только по откату ствола и падающим между станинами гильзам можно было заключить, что орудие вело огонь. Сорок снарядов исчезли в дымной завесе, потонули в грохоте, затерялись в нем, как песчинка в море.
В дымных сумерках сводили станины, засыпали траншею, чтобы перекатить на ту сторону орудие, и когда грохот начал стихать, сорокапятчики двинулись вперед. Однако вскоре они беспомощно остановились среди сплошных воронок.
— Бегом за лошадьми! — крикнул Пылаев. Гришкин исчез в медленно рассеивающемся дыму.
Наступление началось. Танки уже рокотали впереди, снова и снова «играли катюши».
Вместе с Сафиным появился Афанасьев:
— Ищите пехоту!
Немецкая траншея угадывалась лишь по изодранным тряпкам солдатских мундиров.
Сафин пробирался между воронками по паханному-перепаханному снарядами полю, сворачивал в стороны, спускался
Овражистое поле поглощало людей, тая в себе неожиданности. В одном месте рядком лежали убитые красноармейцы, в другом беспорядочно раскинулись гитлеровцы: здесь их настигла пехота.
А потом все смешалось: появились минометчики, брели раненые, подъезжала семидесятишестимиллиметровая батарея, провели пленных, поторапливались связисты.
Рая Павлова прогуливалась по вестибюлю института. Приемные экзамены она сдала не блестяще, но конкурса не было, и она не сомневалась, что будет зачислена на филфак. Она не ошиблась: ее приняли. Не меньше, чем зачисление, ее интересовало, появится ли Левка Грошов. Маловероятно, чтобы появился: ему, второкурснику, до начала занятий в институте еще нечего делать.
Но Левка все-таки появился — в белой паре, в легких туфлях, загорелый, уверенный в себе.
— Лева? — бесстрастным тоном заговорила Рая. — Ты как сюда попал?
Ее вопрос не понравился Левке, но Левка узнал Раю и приятно удивился: перед ним стояла крепкая молодая женщина с любопытно-насмешливым взглядом, который немного смутил его.
— Я здесь учусь.
— Вот как. — Рая почувствовала, что повела в игре. — И я буду.
— Ты как сдала? — в этом неожиданном разговоре Левка попытался опереться на что-нибудь конкретное.
— Нормально. А ты?.. — она оставила ему легкую отдушину, которой он тут же воспользовался.
— Я… Раечка, на втором курсе!
На лице у него проступило выражение баловня судьбы, однако привычной легкости в разговоре у Левки не получалось. Он хотел было добавить, что торопится по важному делу, но промолчал: Рая, влитая в белую кофточку и черную юбку, из которой выпирали бедра, была свежа и привлекательна, и он не спешил уйти.
— А я и не знала.
Левка разглядывал Раю с возрастающим интересом. Он не узнавал в ней бывшую одноклассницу, ничем не выделявшуюся среди других. Эта не имела с той ничего общего: эта знала себе цену и своей броской женской зрелостью влекла его к себе.
— Ты меня подождешь? — он не решился повторить свое «Раечка», — я только забегу в издательство: вышел журнал с моей статьей.
— С твоей статьей? Вот как. Нет, у меня мало времени и много дел, — она повернулась к выходу.
Он смотрел на ее выразительную фигуру и ему стало чертовски досадно, что Рая так равнодушна к его успехам.
Рая вышла на улицу довольная собой. На ее лице отчетливо было написано: «Смотрите, какая я славная. Я никогда не ошибаюсь, я своего добьюсь!»
Маленькая победа над Левкой Грошовым не мешала ей по достоинству оценить его. Именно такой Левка, удачливый и послушный, нужен ей. Еще две-три встречи, и будет ручной, уж она-то позаботится об этом. Она с удовлетворением подумала о чудаковатом Паше Карасеве, который рассказал ей о Левке, что знал. Знал-то он, бедненький, немного, но для начала ей достаточно и этого. Все остальное о Левке она узнает от него самого, ну а ему, конечно, необязательно знать о ней слишком много.