Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь
Шрифт:
– Куда мы теперь? – спрашивает Бетти, когда понимает, что они двигаются в сторону гор.
– Есть одно место, - туманно отвечает Шутер.
Эту дорогу она может пройти с закрытыми глазами. Они сворачивают с тропинки и прокладывают новую, упрямо двигаясь по толстому, ровному от постоянных ветров слою снега. Это достаточно широкий путь, по краю которого растут деревья. Словно здесь была когда-то дорога, которой долго не пользуются и поэтому не раскапывают. Алиса идёт в эпицентр безумия, не останавливаясь ни на мгновение. Несколько часов пути – и они выходят к загадочному дому посреди леса.
Бетти вспоминает сказку о Ганзеле и Греттель с пряничным домиком и злой ведьмой. Та, возможно, жила в таком же месте. Одиноко стоящий маленький дом с несколькими хозяйственными постройками. Снег вокруг совершено
В детстве дом казался больше, мир тогда вообще казался бескрайним и полным самых невообразимых чудес. Алиса толкает крепкую дверь, но та не спешит открываться. Большой надежный замок ворчливо звучит, будто разбуженный посреди послеобеденного сна старик. Придется повозиться, чтобы снять его, возможно, стоит обойти дом вокруг, чтобы найти другой вход, хотя у них была только одна дверь. Неужели этот дом точно такой же, какой встретил впервые пришедшего сюда Клинта? Неприветливый вид, тяжелый замок, покосившиеся оконные рамы и, она уверена, пустота внутри, смешанная с беспорядком. Она взвешивает на ладони тяжелый замок. Неожиданно её руку накрывает чужая мужская ладонь в кожаных перчатках с обрезанными пальцами и рукавом грубой вязки. Френ мягко и счастливо улыбается ей, стоя с другой стороны, будто ждал её возвращения не меньше, сколько ждал новых хозяев этот дом. Их дом. Алиса не чувствует веса чужого прикосновения, но её охватывает необъяснимое чувство покоя и защищенности, сильнее, чем дала ей Аляска. Она отпускает замок, позволяя ему вернуться на своё место, обиженно ударив по деревянной двери, и следует за ведущей её рукой, нащупывая холодный ключ, спрятанный между бревен.
Это место мертво уже некоторое время, но Френсин помнит его живым и не может поверить, как много сил Френ положил на то, чтобы наполнить их дом жизнью и любовью.
Френ не отходит ни на шаг, он даже не пропадает, как делал это раньше. Он постоянно крутится рядом, лезет под руку, сидит рядом, скрашивая уютным молчанием бессонные ночи. Он помогает ей делать лук, как помогал десяток лет вперед: провожает к нужным деревьям, указывает на ветки, ползает вместе с ней по закуткам дома, разыскивая материал для тетивы. Он же со снисходительной миной указывает на свернутый плакат Капитана Америка времен его турне, где на Стиве грубо сшитый костюм и щит из обычного листового железа, покрытого краской. Кэп залихватски улыбается какими-то утиными губами, призывая покупать военные облигации, и совсем не похож на Роджерса, которого знает Алиса. Этот плакат, как можно не узнать его, тот самый, что висел над её кроватью. В ночи, когда бушевала метель, и воздух с силой просачивался через мелкие щели, плотная бумага изгибалась, создавая иллюзию выпячивающего вперед грудь командира. Поиски материала для тетивы затягиваются, когда Алиса садится на пятки перед огромным и тяжелым даже на вид сундуком. Крышка откидывается удивительно легко, будто не хранил он свои тайны от посторонних много-много лет.
Стопка первых комиксов о Капитане Америка, тех самых, с большими буквами и простыми словами. Журналы влажные и пахнут плесенью, некоторые страницы слиплись, края обтрепались, краски выцвели, но это именно те цвета, что она помнит. Алиса проводят пальцами по комиксным облачкам с ровным краем, обозначающие реплики. “Сдавайся, Красный Череп!” – кричит совсем непохожий на Стива рисунок, непропорционально большой, с широкими плечами и ногами, похожими на два овала, соединенными кругом. Красный Череп скорее оранжевый, как кожица апельсина. С каждого задания Капитана встречает блондинка по имени Лоррейн, больше похожая на основу, которую забыли заполнить мышцами. Здесь нет упоминания о Пегги Картер, после войны женщина-агент была неудобной фигурой, женщинам полагалось только лечить раненных, разбирать военные документы или ждать мужчин с войны.
После каждой прочитанной части Френ откладывал журнал и рассказывал о настоящих “Ревущих Коммандос”, о Пегги Картер, о настоящем Стивене Роджерсе. Часто их беседы оставляли далеко позади
Алиса находит музыкальную шкатулку с треснутым зеркалом и балериной. На крышке местами потрескался лак, тонкая соломка, которой выложен узор, истерлась или исчезла, затерявшись на дне сундука. Но цветочный орнамент, вырезанный на самой шкатулке, сохранился полностью, даже трещин нет. Ал с трудом поворачивает ключик, но мелодия, почти стершаяся из воспоминаний, не играет. Она помнит эту шкатулку с конфетным фантиком на месте зеркала, без имитирующей золото соломки. Значит ли это, что Френ починил интересную вещицу специально для своей принцессы? Можно отнести её в деревню, чтобы тонких дел мастер разобрал механизм. Тогда музыка вновь поплывёт по комнате, сплетаясь с теплом от печи, треском полений, завыванием ветра и спокойным дыханием.
Старое издание “Маленького Принца” Антуана де Сент-Экзюпери, без обложки, с оборванным переплетом, висящим на нескольких нитках. Эта книга стояла среди прочих на полке, но стоило Френсин взять её в руки, как Наставник быстро отнимал “Принца”, убирая как можно дальше. “Рано-рано, тебе еще рано читать подобное”, - причитал он, предлагая что угодно, только не историю умирающего в пустыне летчика, который смиряется с неизбежным, придумывая себе собеседника. Однажды она решила взбунтоваться и открыла наугад, ближе к концу. “И когда ты утешишься (в конце концов, всегда утешаешься), ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнёшь окно, и тебе будет приятно… И твои друзья станут удивляться, что ты смеёшься, глядя на небо. А ты им скажешь: “Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звёзды!” И они подумают, что ты сошёл с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю…” - прочла она строки, тут же захлопнув книгу. Больше “Принц” с полки не доставался никогда, и, как остальные вещи, сгинул в пожаре. К горю ли, к счастью, может, но Алиса так и не прочла книгу полностью.
А где же? А, вот, чуть не пропустила. Любимая “Джейн Эйр” Шарлотты Бронте в синей, густо-синей твердой обложке и золотыми буквами, зачитанная до дыр в подростковом возрасте. Книга о непростой судьбе сироты с сильным, независимым характером, о её детстве, взрослении, поисках своего пути и преодолении препятствий, на этом пути встающих. “Когда ты не знаешь, чем заполнить день, подели его на части, каждую часть займи чем-нибудь, не сиди без дела и четверти часа, десяти минут, пяти минут, пользуйся каждым мгновением, делай намеченное тобою методически, с суровым постоянством, - и день пройдёт так быстро, что ты не заметишь, как он кончился. И ты не будешь зависеть ни от кого и ждать, чтобы тебе помогли провести время. Тебе не придётся искать ни общества, ни разговоров, ни сочувствия, ни поддержки - словом, ты будешь жить, как должно жить независимое существо”.
Прошедшие через ни одни жадные до сказочного мира детские руки “Хроники Нарнии” Клайва С. Льюиса, все части в трех томах. “Приключение в жизни начинаются с книг о приключениях”, - цитата Жюля Верна на обложке, картинки персонажей, множество иллюстраций загадочного художника П. Бэйнс. Хрупкая девочка Люси, уходящая под руку с фавном по тонкой заснеженной тропе в безмятежный белый лес. “Я прочитал эту книгу, когда был маленьким мальчиком”, - сказал Френ, открывая самую первую повесть “Племянник Чародея” и готовясь рассказать о загадочном и волшебном мире. – “Надеюсь, что и для тебя это станет мудрым проводником к сложному, большому миру, расположенному за пределами прекрасной Нарнии”. Хитрец, он просто прочитал эти строки из краткой биографии автора, расположенной на последней странице! “Да, соврал, каюсь, грешен!” – хохотал мужчина, когда девочка, уже почти девушка, подошла к нему с этой находкой. – “Но я люблю тебя и хочу говорить тебе только правильные вещи”.