Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
Все, что по физиологическим признакам для скучной жизни нужно. Есть все — он прав и с этим не поспорить. Есть все… Все… И даже сын! Сын по крови, с которым я почти незнаком, с которым не могу найти контакт, который зорко бдит за тем, что я творю, когда вынужденно соседствую с той, кого он мило называет мамой.
Есть все… Безусловно! Все, все, все. Конечно, без сомнений. Есть все, но нет ее!
«Через двадцать минут» — Юла на кое-что решилась и как будто бы назначила свидание?
«Сына привезешь? Я хотел бы пообщаться с парнем. Все-таки целый день вместе проведем. Вдруг он заартачится и не пойдет на контакт. Пожалуйста, Юла» — не
«Он в садике. Буду одна. Увидитесь послезавтра. Сегодня выделяю полчаса, Святослав, чтобы обсудить ваш совместный с сыном день. На этом все. Согласен?» — предупреждение или сучий торг? Да кто ее поймет? Я мог бы, но гневом припорашиваю здравый смысл и трезвые рассуждения, поэтому не сдерживаюсь в мыслишках, но торможу в словах.
«Хорошо. Нам есть, что обсудить. „Обскура“, двадцать минут на подготовку и прибытие, полчаса на разговор. Я мечтаю о полноценном свидании, Юла. Вдвоем и навсегда. Слышишь?» — выстреливаю сухие предложения, а вдогонку перечисленному отдельным сообщением отсылаю. — «Любимая, я тебя люблю!»…
«Я беременна, Свят!» — хрипит Смирнова.
«Какой срок?» — сухо задаю по ситуации вопрос.
«Два месяца» — вытирая тыльной стороной своей ладони нос, щеки и глаза, тихо отвечает.
«От него?» — отстраняюсь, отворачиваюсь, не хочу встречаться, поэтому сознательно уничтожаю наш зрительный контакт. — «Как назовете?».
Наказывает меня молчанием и обреченным взглядом. Все читаю по этому выражению: как я измучил, как она устала, как решила бросить, как намерена родить, как намерена остаться с мужем, как…
«Иголь!» — невнятно и коряво произносит. — «Мне нравится это имя. Что скажешь?».
«Игорь Константинович? Ничего другого на ум не приходит, Смирнова? Снаряд дважды в одну воронку лишь по долбаной случайности влетает. Ты что творишь? Решила…» — мгновенно закипаю. — «А впрочем делай так, как считаешь нужным. Я хочу единоличную опеку над своим сынишкой…».
«А я?» — вскидывает руки и крюками загоняет их себе в растрепанные от моих ударов, располосованные ногтями бледные виски.
«Живи с Красовым! Наслаждайся сытой жизнь. Но сына не получишь, Юля. Он мой!» — рублю рукой слишком плотный воздух.
«А я?» — опускает кулачки на уголки прекрасных губ, вгрызается в костяшки, гоняет косточки на ровных до неприличия зубах.
«Пошла вон!» — рыком отвечаю.
«А я?» — звучит монотонно расцарапанная некачественной иглой заезженная старая пластинка.
«Прощай, Смирнова» — зачем-то как маленький ребенок размахиваю дрожащей вытянутой рукой с растопыренными пальцами…
— Привет, — обволакивает острый слух знакомый мягкий женский голос.
— Привет! — обращаюсь к той, которая сейчас стоит передо мной.
Черное пальто, ровный крой и без излишеств гарнитура, воздушная косынка на оголенной шее, темно-синие обтягивающие стройные и без добавки ножки, и сухое декольте, не обеспечивающее мужскому блуждающему взгляду, зрительное наслаждение. Она красавица, а я болван! Определенно, без сомнений, излишеств и надуманных проблем.
— Ты прекрасно выглядишь, — поднимаюсь, выставляю руку, предлагая ей сесть напротив на специально приготовленный стул.
— Спасибо, — снимает верхнюю одежду, цепляет за петельку, устраивая с небольшим комфортом на закрученную
— Я позволил заказать тебе кофе и…
— Не стоило, Святослав, — Юла по-воровски оглядывается по сторонам.
— Что ты делаешь? — вращаю в том же темпе головой, пытаюсь оседлать стремительный полет ее пронизывающего взгляда. — Зачем? Ничего такого. Только кофе и беседа.
— Мало времени, — пожимает плечами. — Тридцать минут, Мудрый. Перейдем сразу к делу. За кофе, конечно, благодарю. Сколько я должна?
— Ты назначила встречу, Смирнова. Что сейчас не так? Не успела прийти, как в спешке собираешься слинять. Боишься, что пидор сильно заругает? Это не измена, а деловая встреча.
— Господи! А я ведь сразу пожалела об этом, но, если честно, неудобно было отвернуть. Меня учили никогда не подводить людей, поэтому…
— Я в подобной жалости не нуждаюсь. Ты могла бы позвонить и сказать, что передумала.
— Об этом будем препираться, что ли? — хмыкает и поджимает губы, затем как будто бы замедленно прикрывает веки и не показывая зеркало души, свои глаза, загробным голосом вещает. — Я…
«Беременна, Святослав. Куда ты? Куда? Остановись, пожалуйста. Повернись. Что же ты делаешь? Я не хочу, чтобы ты уходил от нас. Ты меня услышал?» — упрашивает, умоляет, взывает к состраданию, а затем вдруг резко изменяет тон и с остервенением вопит. — «Будь ты проклят, Мудрый! Милый Боженька, услышь меня. Молю, молю, молю только об одном! Хочу, чтобы ты сдох, погиб, чтобы к черту сгинул, нашел приют в жаркой преисподней, чтобы не осталось после на земле следа. Таким, как ты, не место в этом ярком мире. Такая жестокость и безразличие способны без свинца убить. Ты отдыхаешь на войне, Мудрый. Я права? Только там ты можешь быть самим собой, да? Когда убиваешь, когда расправляешься с теми, кто находится по ту сторону твоего острого прицела. Ты не достоин быть отцом, потому что не способен на подобное. Ты не можешь сотворить живое. Забрать — да, пожалуйста, и с превеликим удовольствием; но ни хрена не дать — таков удел святого Свята. Господи! Спасибо, что вовремя все показал. Ты ничтожество, Мудрый. Ты полное ничто! Я сказала…»…
— … пойду с вами.
Что-что?
— М? — приподнимаю брови.
— Ничего не получится из того, что ты задумал, потому что у тебя нет прав на Игоря. Я не поверю на слово, кто бы ни поклялся или ни поручился за тебя.
— Кажется, мы это проходили. Права есть, бумажки нет, Юла. Но…
— Я проведу с вами этот день. Или так, — я настораживаюсь, к ушам подтягиваю плечи, щурю взгляд, а она, похоже, не настроена на сдачу, — или никак. Буду следующей за вами тенью, но…
— Красов смылся в очередной оплачиваемый загул? — колдую довольно очевидное предположение. — Надолго? Сколько он уже отсутствует? Судя по настроению его жены, где-то две недели с небольшим. Угадал?
— Это никак не связано.
Одна новость замечательнее другой! Рад, что точно в цель попал.
— Тебе снова одиноко, скучно, холодно без нежности и ласки?
— … — демонстративно перекрещивает руки на груди, устраиваясь с большим удобством на невысоком стуле.
— Юль?
— … — кивком показывает, что готова внимательно послушать о том, что я намерен после откровенных издевательств в оправдание себе сказать.
— Я ведь о многом сожалею, поэтому злюсь и чушь несу, — опускаю голову и скрываю от нее свой взгляд. — Перечислить? Ты меня послушаешь?