Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Прекрати! Я буду кричать.
— Не накричалась, что ли?
— Я ничего не понимаю.
Я наконец-то подхожу вплотную к ней. Под водой ловлю ее руку и бережно сжимаю тонкое запястье, окантованное эластичной плавательной тканью.
— Человека с жабрами изображаешь? — массирую выпирающий пястный шарик.
— Отпусти, — дергается, да все без толку, только воду колошматит, спотыкается и почти летит ко мне.
Это лишнее! Отхожу и, выставив вперед свою вторую руку, придерживаю ласточкин полет, не
— Держи дистанцию, Юла. Не хватало сплетен о том, как добропорядочная Красова ублажает в грязной речке мальчика, которого ни во что не ставит. Какого черта вылезла сюда? — ловлю ее второе запястье и под водой удерживаю обе от меня на расстоянии своей вытянутой руки.
— Освежиться пришла. Я выросла здесь. Поэтому всегда хожу на эту речку, Мудрый. Еще почему? Наверное, потому что Игорь отдыхает, а я, естественно, свободна от домашних дел. Дневной сон для ребенка полезен, а мне здесь нечем заняться…
— Так вали, голубушка, домой, — шиплю, полосуя стерву взглядом. — Ах, да! Там холодно и скучно без любви.
— Все сказал?
— Нет.
— Что еще? Давай, не стесняйся.
— Не покупай моему сыну оружие, — и быстро добавляю вежливость, подкрепляя просьбу простым обыкновенным словом, — пожалуйста. Хорошо?
— Больной! — подкатывает глаза и в поднебесье уставшим голосом рычит. — Какое оружие? Пластиковую фигню, которой застрелиться можно только, если очень сильно постараться. Он мальчишка, любознательный и быстрый, ему интересны разные игрушки. Дети так развиваются, Мудрый. Руки убери!
— Пистолеты?
— Ты постриг, что ли, принял? Строишь из себя монаха? Забыл, чем промышлял?
— Я не хочу, чтобы он держал в руках даже игрушечное оружие. Юль, это единственная просьба. Мне не нравится, что он носится с этой хренью, щелкает, пусть искусственным, затвором. Он наставляет оружие на Сергея, на тетю Женю.
— На тебя? — затихает, высказывая очередную чушь.
— Я этого не боюсь.
— Ну да, ну да. Ты под Господом ходил. Да-а-а-а, сильно приложило, Святослав.
— Не смей покупать ему… — встряхиваю под водой нашу сцепку. — Смотри на меня, когда я говорю.
— А то что?
— Считаю, что пользы от этого Игорю не будет. Мальчики прекрасно находят себя в других сферах, выбирая спокойное занятие по душе.
— Прикажешь куколку ему купить? — поводит плечами, предпринимая очередную безуспешную попытку к нереальному освобождению.
— Костя — архитектор?
— Костя?
— Твой мудак — строитель?
— Пошел ты, — вертится волчком, оправдывая свое прозвище.
— Иди сюда, — отпускаю руки, сразу переключаюсь на талию, сжимаю и притягиваю к себе.
Она вращает головой, как сумасшедшая, соскучившаяся за ударной дозой транквилизаторов или еще каких-либо сильнодействующих рецептурных препаратов.
—
— Ты лицемер, Мудрый. Ты военный человек, а чушь лепечешь, за которую тебя, не прикладывая больших усилий, лишь по записи, можно под трибунал подвести.
— Трибунал?
Она хоть понимает, что это такое?
— Это детские игрушки, а он мальчик, маленький мужчина, мой будущий защитник.
— От больших мужчин?
— Понимай, как хочешь. И не смей командовать. Ты не имеешь права давать советы, строить из себя учителя, постулировать то, что мне следует делать с собственным ребенком. Игорь — добрый мальчик, он различает все цвета. И то, что он не выдал нашу тайну…
Тут, конечно, молодец!
— Он не сказал? — опускаю голову. — Юль, он тебя не сдал?
— Сдал меня?
— Нас. А ему точно четыре?
Херню сейчас сморозил — понимаю.
— Пока нет. Я все спокойно объяснила и попросила никому не говорить.
Это очень интересно! Вероятно, мой сын в полной мере ознакомлен о возможных детских появлениях на свет.
— Он умеет хранить секреты, — убедительно заверяет.
— Не верю, — вожу подбородком по влажным волосам. — Дети болтливы. В любом случае, мне плевать, какой приход получит Красов, когда сын все разболтает. Он расскажет, Юлька. Потому что я не намерен останавливаться и буду целовать тебя при каждом удобном или неудобном случае. Пусть пидорка инфаркт прихватит, например.
— Все сказал?
— Э-э-э, да. О пистолетах договорились? — немного отстраняюсь, чтобы сверить зрительный ответ.
— Нет.
— Не понимаешь, да? Или делаешь вид? Назло, специально? Лишь бы было так, как ты сказала? — облизываю Юлькин лоб, запуская нос во влажную макушку. — Потому что ни черта, красавица, не знаешь. Я хочу, чтобы он был спокойным, уверенным, счастливым человеком. Пусть он будет лучше нас. Лучше тебя, лучше меня. С персиками это, черт возьми, серьезно? Он прется по ним, словно тренирует чертову зависимость. Как такое, блин, возможно? А что по свежим?
— Так же, — расправляет спину, по ощущениям расслабляется, укладывается на меня и несильно обмякает.
— Вот и хорошо, — опускаю руку ей на поясницу, глажу кожу через плотную ткань, запускаю пальцы за резинку плавок и добираюсь до холодных ягодиц.
Юля взвизгивает, сокращаясь:
— Убери!
— Нет, — бурчу, придавливая подбородком ее голову к себе. Смирнова утыкается лицом мне в шею и, поскуливая, что-то непонятное бухтит.
Она не прекращает попыток выпутаться и обрести свободу, а я не теряю бдительность и не ослабляю хватку. Одной рукой вожу по покрывшейся мурашками влажной коже, а вторую пропускаю между нами и задираю гидромайку впереди.