Chercher l'amour… Тебя ищу

Иголкина Леля

— Аппаратом доволен? — он упирается ладонями в дверь, засовывает морду внутрь, шурует взглядом по салону и водит носом, проверяя транспорт на запрещенные препараты. — Чего еще изволите, товарищ Свят?

— Я не женат, — зачем-то сообщаю.

— Похрен, Мудрый! Ты мне ничего не обещал, так что…

— Но на свадьбу позову.

— Целовать не буду, Святой, — отталкивается ладонями и расправляет плечи, подергивает ими, приводя, и без этого идеальную, форму в уставной порядок.

— Ее зовут Юля, а мальчишку — Игорек.

Рохлин

жмурится, затем прищуривает только один глаз и кокетливо мне сообщает:

— Я ведь специально выживу. Ты это понимаешь, братишка?

— На то расчет, Стасон.

— Она та самая, Святой? — подмигивает и вращает тазом.

— Ты что вытворяешь, товарищ подполковник? — стыжу урода.

— Очень сильно трахаться хочу! — запрокинув голову, хохочет.

— Здесь ничем не помогу! — придавливаю педаль газа, машина взбрыкивает, Рохля отдает мне честь, а второй рукой указывает как будто бы кратчайший долгожданный путь домой…

Учебный год ведь только-только начался, а «папа» знатно, не стесняясь, чудит. Возле центрального входа, на больших, широких, без перил, парадных ступеньках наблюдаю огромную ватагу юношей, одетых в форму цвета насыщенной морской волны. Пацаны кучкуются возле Смирнова, возвышающегося каланчой над взводом бравых молодцев.

«Абсолютно трезв? Как стеклышко! Ну, это, твою мать, ни в какие ворота ни передом, ни задом, ни бочком не лезет. За что? За что он назначил меня персональным пресмыкающимся, безмолвным насекомым?» — задаю себе вопрос, для незамедлительного ответа зачем-то с зеркалом сверяюсь, подмигиваю и пожимаю несколько раз плечами.

«В чем здесь истина? Где гребаная правда и рациональное зерно?» — выбираюсь из машины, прихлопываю дверь, прислушиваюсь к чмокающему звуку замка, а после направляюсь к внимательно слушающим будущим пожарным пацанам.

Курсанты гудят, задают очевидно очень глупые вопросы, сюсюкают с Сергеем, кое-кто с нескрываемым воодушевлением о чем-то непростому преподу рассказывает, который, надо бы заметить, внимательно, с небольшим прищуром каждого выслушивает.

— Сергей Максимович? — визжит один стриженный под искрящийся в солнечных лучах ноль-пять щегол.

— М? — Смирнов вставляет в губы сигарету, а чиркнув зажигалкой, прищуривается и носом тут же выпускает первый выхлоп. — Говори уже, я жутко истомился. Если ты так будешь формулировать приказы, то хана и караулу, и пожару.

— А он тоже будет пожарным?

— Не имею ни малейшего понятия, — совершенно не задумываясь, Сергей парню отвечает.

— Ты кем будешь, когда вырастешь, а? Малыш? — курсант смешно коверкает родную речь, мне кажется, что сейчас он с невидимым ребенком разговаривает.

Все так и есть! Это же…

Какой-то, черт возьми, непрекращающийся пиздец!

Игорь болтает ножками, рассиживаясь на деревянных брусьях, имитирующих лавочку, пришпиленную на парапет возле нижнего яруса ступенек, вращает головой, рассматривая каждого из обступивших его зелененьких — в прямом

и переносном смысле — только созревающих борцов с огнем.

— Святослав! — Смирнов поднимает руку. — Мы уже тебя заждались. Так, звери, поросята и чертята, расступились. Дайте старшему пройти.

Они по отданной команде в стороны действительно расходятся и выпускают на свободу старшего товарища, который, не останавливаясь, быстрым шагом направляется ко мне. Игорь остается наедине с ватагой удальцов. Пацаны его щекочут, дергают за ручки, накручивают на пальцы темненькие волосы, а кое-кто, играясь, нажимает моему сыну коротким пальцем на курносый нос.

— Это что… — через плечо Смирнова недовольно говорю. — Какого хрена?

— Тихо-тихо, парни миленько общаются. Пусть покурлычут голубки. Это их после того, что я им сегодня на практике устроил, немного расслабляет, а Игорь толстеньким князьком сидит. Гляди-гляди, принц, наследник трона! У него гордая осанка и упругий зад. Твои заслуги, что ли? Юлька была стопудово проще.

— Он что, игрушка?

— Блин, Мудрый, не мешай. Игорь каждого по имени из этого взвода знает. Он вырос среди этих курсантов. Это же не первый недоразвитый курс, это старший, выпускной. Все закаленные и не одной сессией проверенные ребята.

— Какого хрена они делают? Почему не в казарме? — выставляю себе на пояс руки и непредумышленно тяну носом воздух, который выдыхает очевидно очень трезвый и серьезный, что слишком подозрительно, Юлькин папа. — Вы просили забрать, я приехал. Долго ждать?

— Дай хоть докурю, — вытаскивает сигарету, стряхивает пепел, поглядывает на внука, который тянет руки к самому высокому мальчишке. Сын, похоже, просит, чтобы младший щупленький сержант его поднял и белый свет с высоты своего роста показал.

— Мне это не нравится! — дергаюсь и завожусь. — Как он оказался здесь?

— Чика привезла, — спокойно отвечает.

— А Юла?

— У них с Костей медовый месяц, Мудрый. Дело молодое!

Спасибо за очень своевременную информацию.

— Он вчера вернулся, а мы с Женей по любовной договоренности с его родителями любезно забрали на постой строптивого соплячка.

— Мне это неинтересно, — на своем настаиваю и грубо останавливаю его рассказ о сценах счастливой жизни старшей дочери.

— Как скажешь! — отстреливает в урну сильно недокуренную сигарету и трет ладони, словно добывает искру. — Покатаемся, Свят?

— … — безумным взглядом таращусь на него.

— Я тут как бы все! Учебный день у профессионала триумфально кончен.

— … — по-прежнему ни хрена мне невдомек.

— Женя заберет мою машину, а ты покатаешь нас. Мы, — прыскает, — то есть он — я так, Святик, по-дедовски, по-родственному примазываюсь и просто рядом нахожусь — любит парк, его интересует знакомая песочница исключительно тогда, когда она доверху набита цыпочками. Нам, между прочим, выдали добро на молочную бурду — это сам пусть выберет…