Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
«Не он! Не он! Не он! Вы, суки, снова обознались».
Я убедила себя в том, что ты никогда ко мне не вернешься. Здесь, — пальцем бьет себя в висок, — уложена простая информация. Она обкатана, утверждена и не подлежит корректировке. Мне говорили жить. И я жила! Освободилась от наваждения и дальше существовать пошла. Без тебя, Мудрый. Без тебя. Ты стал фантомом, призраком, понимаешь. Ты стал чудесным воспоминанием о том, что я пережила, о том, что получила в результате этих отношений. А тут…
— Я реальный, Юля. Хочешь, ущипни меня
— Не верю, не верю, не верю, — она мотает головой, напитывая мой рот своим душистым волосом.
Это очень тяжело. Тяжело переубедить человека, который выучил свою беспомощность. Она похоронила не меня, а память обо мне. Теперь невыносимо воскрешать все то, что между нами было и сопоставлять с тем, кто к этому взывает.
— Игорь получит мою фамилию, Смирнова. Это первое и самое главное! Если хочешь, если угодно, то оно же и единственное. Слышно?
— Ты не отступишься, — представляет за меня возможное и правильное объяснение.
— Нет, — придавливаю Юльку, а затем и вовсе обездвиживаю.
Она сопит мне в подбородок, задевая теплым воздухом верхнюю часть шеи. Уверен, что ее глаза сейчас открыты, взгляд сосредоточен, слух и обоняние чрезвычайно обострены. Смирнова выслушивает то, что ей грозит, если она вдруг предпримет жалкую попытку меня ослушаться.
— Помоги, пожалуйста, наладить с ним контакт.
— Надоело «цюдисем» быть?
— И это тоже, но я хочу «кусаться», Юла. Хочу жрать тебя, да он следит и…
— Мне страшно вспоминать тот день, у реки, когда он выстрелил, — не хочет, сама ведь только что сказала, но зачем-то снова вспоминает, терзая тело собственными мыслями. — Прости, пожалуйста.
— Ерунда! Но про игрушечное оружие я не шутил.
— Он ведь опять тебя убил, а я, как водится, пережила то, что уже забыла. Господи!
Что еще сказать? В чем поклясться? В чем признаться? Открыть ей что? Чем можно этот лед, в конце концов, без долбаных последствий растопить? Она ведь может окончательно замерзнуть.
— Будь со мной, Смирнова, — выкатываю свой главный козырь.
Она, наверное, обдумывает предложение? Взвешивает ситуацию, фильтрует факты, обозначает подводные камни. Или почему она тогда молчит? Пригрелась и уснула, что ли?
— Что скажешь? — вздергиваю замершую.
— Пожалуйста, отпусти меня…
Нет, черт бы ее подрал! Юла, Юла, Юла… Да ни хрена у нас, по-моему, не выйдет.
Глава 21
(Не)простой разговор
«У вас там все в порядке?» — отсылаю короткое сухое сообщение Лесе, бросаю беглый взгляд, вскользь и как бы украдкой, на застывшую безжизненным изваянием Юлю, сидящую в точности напротив на диване, и тут же отворачиваюсь, чтобы не смущать ее.
«Да, все хорошо. Игорь разбирается с пластиковой горкой, передает приобретенный
Как раз наоборот! Я хотел попросить ее задержаться еще хотя бы на полчасика. Есть стойкое ощущение, что мы не все высказали друг другу. Есть… Есть… Есть еще, вероятно, крайне неприятные моменты, которые необходимы внятно со Смирновой обсосать.
«Я могу попросить тебя об одолжении?» — действую наощупь, украдкой, но все же не наглею. Формулирую по одному предложению и спокойно отправляю в общий чат.
«Я слушаю» — она, по-моему, заинтересовалась или о чем-то на подкорке догадалась? Такая новая, нетривиальная задачка о прошлом, настоящем, будущем. Как будто ни о чем, но все-таки — о том о сем. Да, черт возьми, о многом!
«Еще тридцать минут с ней можно выкроить, с глазу на глаз, без свидетелей и без сына? Готов заплатить за пропущенный сеанс наличностью или на карту нужную сумму могу перевести. Как будет удобно, Лесь? Она сильно волнуется, явно переживает, очень жестко крутит пальцы и бегает глазами. Суетится, понимаешь? Она сжата, как жесткая пружина. По-волчьи смотрит. Уверен, что Юла готова меня распять. Поэтому скажи, пожалуйста, еще разок. Заверь меня, Аленушка, что с парнем все нормально. Он ведь не плачет и не просится домой?» — да я, похоже, разошелся по печатным знакам и даже обошел свой собственный рекорд.
В ответ я получаю немного смазанную — потому что в спешке сделанную — фотографию, на которой мой сын, запрокинув голову назад, хохочет рядом с таким же по возрасту хлюпиком в непромокаемом стильном сером комбинезоне.
«Спасибо» — ставлю пресловутый знак «отлично», «мило», «круто», «клёво» и «добротно» и сразу набиваю сообщение, повторяя свой вопрос. — «Лен, полчасика? Что скажешь?».
«Не настаивай на разговоре, Свят. Не принуждай, не шантажируй, не действуй грубо» — шустро весточка мне прилетает.
«Давно не разговаривали. Понимаешь?» — вскидываю голову и смотрю на сгорбленную женскую фигуру, обхватившую себя за плечи. — «Много накопилось, а тут такая неожиданная встреча, а для меня прекрасный шанс. Умоляю о разговоре. Прошу, прошу, прошу» — трижды добавляю несвойственный моим посланиям религиозный смайл. — «Черт, Лесь, понимаю, что из долгов перед тобой не вылезу, но…».
По-видимому, это слезное сообщение все-таки останется у автора в активе, не обретет отправки, получения и прочтения абонентом, потому как наперехват я получаю письмецо о том, что: