Чёрный лёд, белые лилии

Моисеева Ольга Романовна

Они приехали быстро, хотя и сделали большой крюк, объезжая развороченный взрывами участок дороги. Таня быстро выскочила из машины, чуть не попав ногой в глубокую лужу, и начала вытаскивать пакеты. Нужно просто сделать всё это быстро, так же быстро поблагодарить Калужного и смыться отсюда.

— Спасибо, что довезли, — бросила она куда-то в глубину машины, но голос Калужного раздался совсем над ухом, и она бы точно уронила пакеты прямо в лужу, если бы он не забрал у неё часть из них.

— Спасибо

в карман не положишь. Шучу я, успокойся, Соловьёва, — он закатил глаза, поймав её настороженный взгляд. — Куда?

— Я сама, — она протянула руку за пакетами. Когда это Антон Калужный успел превратиться в джентльмена? А, нет, не успел, потому что в следующую секунду он строго посмотрел на неё и с нажимом повторил:

— Я сказал: куда?

— Вы спросили куда. Это всё, конечно, очень мило с вашей стороны, — заворчала Таня, направляясь ко входу в пятиэтажное жёлтое здание с отваливающейся штукатуркой. — Но что-то раньше такого не было.

— Тебя не поймёшь, — сухо сказал он, открывая перед ней тяжёлую дверь.

— В смысле? Я никогда ни о чём не просила вас, — раздражённо начала она, уже начиная сердиться, и бог знает, чем бы обернулось это её состояние, если бы они не вошли в холл. Навстречу Тане вышла молодая милая худощавая женщина лет тридцати, которую Таня знала, но только имени её вспомнить никак не могла.

— Здравствуйте, — улыбнулась Таня как можно более дружелюбно.

— Здравствуйте, давно вас не было, — женщина улыбнулась тоже, но как-то неловко, видимо, и сама не помнила её по имени, поэтому Таня, решив особо не заморачиваться, просто сказала:

— Я Таня Соловьёва, не помните? Вот паспорт. Я к Саше Верженска, — сказала она и тут же поправилась: — То есть к Волошиной. Её ведь ещё не забрали в Екатеринбург?

— Да-да, конечно, я вас помню. Юлия, — женщина улыбнулась ещё раз и в замешательстве посмотрела на Калужного. Ну, наконец-то его хоть кто-то выгонит. Таня уже протянула руки за оставшимися пакетами, когда Антон приподнял брови, достал из внутреннего кармана кителя паспорт, посмотрел на девушку и безапелляционно произнёс:

— Я с ней.

— Но товарищ старший…

— Я. С ней. — И очаровательно улыбнулся Юлии.

Подумать только. И что же? Эта самая Юлия растаяла, кивнула и, жестом пригласив их следовать за собой, быстренько начала подниматься по лестнице. Восхитительно. Таня почти задохнулась возмущением, но Калужный даже не думал хотя бы посмотреть в её сторону, преспокойно себе шагая по ступенькам. Просто прекрасно.

— Как Саша? Кажется, её должна была забрать тётя в Екатеринбург? — чтобы хоть как-то отвлечься, спросила Таня.

— Да, но она… — женщина замялась, из-за плеча взглянув на Таню. — Она не смогла.

— Не смогла?

— Да. Мы написали ей, уведомили о смерти Сашиной матери и

о том, что она осталась единственной родственницей Саши. Но она… Она написала, что не может забрать Сашу. У неё семейные обстоятельства, свои дети, и в данный момент… Ну, она не может её взять, понимаете?

— Почему не может? — снова переспросила Таня, нахмурившись.

— Не может, — усмехнулся Калужный себе под нос. — Своя рубашка ближе к телу, ясно.

Таня испуганно посмотрела на Юлию. Она закусила губу, кивнула и стала подниматься быстрей.

Вот как. Тётя Лиза, прекрасная тётя, милая женщина в зелёном платье.

— Через два часа обед, успеете? — Юлия привела их к знакомой двери в детскую. Таня кивнула, и Юлия ушла. Калужный стоял рядом, лицо его было серьёзным и сосредоточенным.

— Я одна пойду, — тихо сказала Таня.

— Ладно, — кивнул Антон.

Кажется, они поняли друг друга.

Отыскать Сашу среди таких же худеньких, тонконогих детей оказалось бы сложно, если бы она сама не бросилась к Тане и не повисла на ней.

— Ну, ну, что ты, хорошая моя, — быстро зашептала Таня, гладя светлую головку, быстро села на стул и, наконец, отлепила от себя девочку, чтобы рассмотреть её лицо.

Стала совсем худая. Под большими тёмными глазами, точь-в-точь такими же, как у Веры, пролегли тени.

Саша смотрела на неё с такой надеждой, что Тане хотелось плакать.

— Как твои дела, расскажи мне. Как ты себя чувствуешь, солнышко? — она заставила себя улыбнуться, быстро оборачивая девочку вокруг и осматривая её с ног до головы. — Ты подросла!

Саша не выросла ни капельки. Ручки и ножки стали только тоньше.

— Тебя так долго не было, — тихо-тихо сказала она. Ни упрёка, ни обиды — только немой вопрос. Таня обхватила пальцами худенькое светлое лицо и, стараясь не заплакать, улыбнулась.

— Я знаю. Ты прости, прости меня, золото моё, прости. Я не могла прийти.

— Совсем?

— Совсем.

— Ты не уйдёшь? — Сашины глаза полны отчаяния и надежды. Что, господи, что же сказать этому ребёнку, как не оставить её совсем одну наедине с мыслью, что её бросили все?

— Послушай меня внимательно, солнце. Давай, садись на колени, — Таня без труда подняла ничего не весящую Сашу и усадила на колено, взяв её лицо в ладони. — Послушай. Я должна уехать. Я очень не хочу расставаться с тобой, но я должна, понимаешь? Я не бросаю тебя. Я просто уезжаю. Может быть, надолго, но я всегда-всегда буду думать о тебе.

— Ты поедешь на войну? — серьёзно спросила Саша, глядя на неё и не улыбаясь. Таня кивнула. — Смотри, это я тебе сделала. Чтобы ты не забывала про меня, — и она быстро достала из кармана чуть кривоватую, тоненькую сине-зелёную фенечку. — Это меня Марина Викторовна научила.