Чёрный лёд, белые лилии

Моисеева Ольга Романовна

Но Москва Тане совсем не нравится. Она не видит ни одного знакомого дома, и их новая квартира кажется пустой и слишком большой.

— Она не новая. Мы уже жили здесь, Танечка, — мама целует её в волосы и ставит на пол чемодан.

— Не жили, — упрямо твердит Таня. Мама что-то придумывает, потому что Таня никогда в жизни не видела этих больших комнат без мебели. И игрушек здесь нет ни одной.

— Жили. Просто тогда ты была у меня в животике.

Мама, видно, очень устала, раз говорит такие странные вещи.

— Мама, а в сад я как буду

ходить?

— Отдадим тебя в сад здесь.

— Но я никого не знаю. Вдруг они не будут со мной играть?

— Если будешь хорошей девочкой, то будут.

— Давай я лучше в школу пойду? — предлагает Таня вполне разумный вариант, но маме он опять почему-то не нравится.

— Ты ещё маленькая.

— Я уже большая.

— Вот будет тебе шесть, тогда отдам тебя в школу.

Утром мама везёт её в зоопарк и говорит, что там будет самый настоящий лев. Сначала они едут на автобусе, и он почти такой же, как был дома, но потом вдруг спускаются по какой-то лестнице и оказываются в настоящем подземном замке. Таня во все глаза смотрит на огромную толпу людей и красивые картинки на потолке, колоннах и стенах.

— Что это? — завороженно спрашивает она, дёргая мамину руку.

— Это метро, — отвечает мама, и вдруг всё вокруг начинает гудеть и шуметь. — Не бойся, Танюша, это поезд едет.

Но Тане не до страха. Поезд едет! И судя по звукам, это просто огромный поезд, и ей обязательно нужно его увидеть. Она со всех ног, отпуская мамину руку, несётся к тому месту, где пол вдруг обрывается, и хочет взглянуть, что там, глубоко там, наверное? Что там такое? И почему всё так здорово гудит?

Но заглянуть она не успевает: её вдруг перехватывают чьи-то руки. Мимо Тани, гудя и шумя, проносится самый настоящий поезд, быстро мелькают окна и двери, и Таня подставляет получившемуся ветру руки и лицо.

Она уже хочет восхищённо захлопать в ладоши, но вспоминает, что кто-то цепко держит её подмышки.

— Я сама пойду, — требует она, сердито вырываясь. — Пустите меня.

— Где твоя мама, девочка? — спрашивает Таню дядя с рыжими усами, ставя её на пол. — Ты чуть не свалилась на пути.

— Я хотела посмотреть, что там внизу.

— Ты что, в первый раз в метро? — хмурится дядя, поправляя клетчатую кепку.

— Да, — отвечает Таня, но тут же отворачивается от дяди, потому что остановившийся поезд снова начинает ехать.

— У-у, как быстро… — шепчет она.

— За эту жёлтую полоску нельзя заходить, понимаешь? — говорит дядя, и Тане досадно, что он совсем не замечает, как здорово шумит поезд.

— Почему? — назло ему спрашивает она.

— Ну… так положено. Это опасно. Можно попасть под поезд.

— А что будет, если попадёшь под поезд? — спрашивает Таня, и дядя несколько секунд думает, почёсывая рыжие усы.

— Он тебя задавит.

— Отрежет голову? — оживляется Таня. Это-то она знает!

— Может быть, — дядя выглядит озадаченно.

— Как Берлиозу трамвай, да?

— Ну… вроде того. Если только Аннушка разлила масло, — соглашается

дядя и усмехается себе в усы. — Послушай, откуда ты это знаешь?

— Мама любит эту книжку, — объявляет Таня и тут только вспоминает о маме.

Чтобы найти её, даже не приходится просить милиционеров. Поезд уезжает, толпа заметно редеет, и спустя несколько секунд Таня видит в середине зала ужасно испуганную маму, оглядывающуюся по сторонам. На этот раз, к большой Таниной радости, дядя не хватает её на руки, так что она сама бежит по красивым каменным плиткам. Правда, мама почему-то не разделяет Таниного восторга. Она охает, быстро ощупывает и оглядывает Таню, а потом вдруг её лицо делается строгим-строгим.

— Никуда больше с тобой не поеду, — говорит она, сердито ухватывая Танину руку. — Будешь сидеть дома, если не умеешь себя вести.

— Мама…

— И в сад никакой не пойдёшь. Вот научишься быть послушной, тогда и поговорим, — всё ворчит она, и Таня совершенно не понимает почему.

— Мам, — она тянет маму за руку, чтобы хоть как-то привлечь её внимание.

— А уж до школы тебе расти и расти, туда таких плохих детей не берут.

— Мама!

— Ну что? — мама сурово сдвигает брови.

— А кто такая Аннушка?

В зоопарк они всё-таки едут, и к тому времени, как Таня видит огроменную белую рыбину, мама даже перестаёт сердиться. Она встречается с какой-то тётей, которая противно целует Таню в обе щеки, и без умолку болтает с ней.

Таня в это время занимается куда более полезным делом: она прилипает лицом и руками к стеклу и рассматривает, как эта большущая рыба здорово двигает хвостом, когда проплывает мимо.

— Мам, а кто это? — шёпотом спрашивает она, не в силах оторваться от такого завораживающего зрелища. Рыба до того большая, что, кажется, не поместилась бы даже в их квартиру.

— Белуга, — коротко отвечает мама, улыбаясь тёте, и в этот момент белуга проплывает мимо Тани, такая белая, гладкая, толстая и длинная, что Таня прижимается к стеклу носом.

— А я её боюсь?

— Нет, не боишься.

— А почему она такая большая?

— Такая выросла.

— А у неё есть дети?

— Конечно. У всех животных есть дети.

— Давай заведём маленькую белуку? Она будет плавать в аквариуме.

— Белугу, Танечка, — вдруг резко и неприятно смеётся мамина тётя. — Боюсь, она не влезет к вам аквариум.

— Не бойтесь, — успокаивает её Таня.

Тётя ей не нравится. И противное имя «Танечка» Тане тоже совсем не нравится. И сюсюкаться с ней вовсе не обязательно, потому что Таня уже давно не маленькая. Но у мамы звонит телефон, она вдруг становится очень серьёзной и куда-то отходит, оставляя Таню наедине с тётей.

— Куда пошла мама? — спрашивает Таня: должна же быть от этой тёти какая-то польза.

— Подожди, — вдруг нетерпеливо отмахивается она, зачем-то хватая Таню за руку и беспокойно оглядываясь на отошедшую маму, а потом вытаскивает из сумки деньги и даёт их Тане. — Вот, смотри, это деньги…