Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
— Приезжай скорее, — прошептала Саша и обняла её. И Антона тоже обняла. Он, осторожно придерживая, несколько минут держал её на руках, о чём-то разговаривая. Таня не слышала — просто смотрела.
До холла оставался один лестничный пролёт, когда Калужный, молчавший (ещё бы, после такого-то), вдруг посмотрел на неё, сжал губы и сказал:
— Это для твоего же блага.
Она ничего не поняла и хотела уже переспросить, возразить, но вошла в холл и увидела высокую, замершую в нерешительности фигуру
Внутри сразу как будто что-то упало и взлетело одновременно, и у Тани закружилась голова. Вспомнились все вопросы и претензии, боль после смерти Риты, и кровь, и эти порезы, и то, что он не сберёг, не смог! И если бы не он, то ничего бы не случилось, он виноват, конечно, один он и виноват. Если бы он не нашёл Таню, не познакомился с ней, ничего бы этого не случилось, и она, наверное, ненавидит его, потому что в груди поднимается непонятное чувство, и чем же ещё ему быть, как не ненавистью, потому что оно такое сильное и так больно разрывает её изнутри.
Нужно окликнуть его, подойти, холодно поздороваться и тут же попрощаться. Она уже взрослая, ей стукнуло восемнадцать, она не станет рыдать и о чём-то там просить его, и не станет, ничего не станет, он ей почти и не отец, она прекрасно без него жила шестнадцать лет и ещё столько же проживёт…
Он обернулся, захотел сделать шаг, но остановился, замер в нерешительности. Будто знал, что она ненавидит, что не простит, оттолкнёт…
— Папа, папочка!
И всё это стало так неважно. Она не поняла сама, как заплакала, как побежала, словно маленькая, как повисла на нём.
Просто есть она, и папа у неё тоже есть. У каждого должны быть родители.
Когда она перестала плакать, то увидела: Калужный стоял у стены, прислонившись к ней, и улыбался. Только каждый раз, стоило ей сказать «папа», в глазах у него отражалась жуткая, пробирающая до костей тоска.
— Ты прости меня, прости, дорогая, разве я хотел…
— Я давно уже всё простила. Позаботься только о Сашеньке, она такая маленькая. Пусть она тебе вместо дочки будет, пока меня нет. Пожалуйста. Папа, — и Таня улыбнулась. Лицо дяди Димы засветилось.
— Конечно. Мы сделаем всё, что будет можно. Постараюсь перевести её в тыл. Завтра ты едешь?
— Завтра.
— Ну, значит завтра.
— Ты только не приходи. Мне тяжелее будет, — попросила она. Папа взял её руки в свои и вздохнул.
— Как скажешь. Таня, много лет назад… Когда я узнал, что ты есть. Я не мог тебя найти, твоя мама куда-то уехала, но я всё время искал. И повторял каждый день: «Знай, доченька, где бы ты ни была, у тебя есть папа и он любит тебя». Таня, — он взял её лицо в ладони. — Таня, где бы ты ни была, у тебя есть папа. И он любит тебя.
— Как и его дочка, — прошептала она.
Таня
— Соловьёва? — Таня с трудом разлепила глаза. Они стояли, и Калужный смотрел на неё не через зеркало; он полностью развернулся к ней.
— Соловьёва, ты нормально?
— Да, мы приехали? — пробормотала она, пряча руки глубже.
— Приехали. Ты бледная.
— Укачало, терпеть не могу на иномарках ездить.
— Ладно. Пошли, найду тебе что-нибудь от тошноты, — он нахмурился, вышел, обошёл машину и открыл Танину дверцу. Протянул руку. Таня только поглубже убрала ладони: сейчас почувствует, какие пальцы ледяные, и начнёт что-нибудь нудеть. Осторожно вылезла, покачнувшись, и увидела знакомый дом на Невском. Ничего себе, домой к себе привёз.
— И чего мы тут делать будем? — недовольно пробурчала она. Надо бы в училище. Выпить ещё парацетамола, забраться с ногами в кровать и полежать до завтра. Не хватало ей простудиться.
— Я — ждать Мию, а ты? — он усмехнулся, открывая подъездную дверь.
— А она придёт?
— А ты сама как думаешь?
— Я не знаю, — сказала Таня только для того, чтобы не оставлять за ним последнее слово.
— Ну и молодец.
— Спасибо.
— Не за что.
— Прекрасно.
— Прекрасно.
Выиграл всё-таки, зануда.
Квартира встретила их тишиной и пустотой. Мебель снова была в чехлах, как в тот раз, когда Таня впервые переступила этот порог. Но… новогодняя гирлянда из цветных колечек, развешенная Таней от ванной до кухни, была на своём месте. И фонарики на ручках шкафа. Так спокойно здесь, будто и не уходила.
Таня улыбнулась, стянула с дивана чехол и уселась на него. Нужно бы поспать.
— Когда придёт Мия? — устало спросила она, сворачиваясь в клубок. Калужный чем-то шуршал на кухне и спустя минуту подошёл к ней, держа в руках какие-то таблетки.
— Держи, выпей. Тебя же тошнит?
— Тошнит, — Таня кивнула и протянула руку. Проглотила противные таблетки. Ну а что? Для профилактики. Болит голова и горло, мёрзнут руки, зато теперь точно не затошнит.
— А зачем всё в чехлах?
— Квартиру сдадут. В общем, твой папаша вплотную занялся моей недвижимостью. По старой памяти, так сказать.
— Понятно, — протянула Таня, а потом подняла голову и спросила: — А откуда у вас квартира эта?
— От матери, — коротко ответил он и начал что-то готовить. Таня вздохнула и положила голову обратно, закрыв глаза.