Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
– Лисёнок, идём, а?
– спросила Валера, беря Таню под руку. Старший лейтенант Назаров исподлобья посмотрел и на неё, чуть двинул бровями, мол, ну? Валера едва заметно опустила ресницы - нормально. Таня насторожилась, сжала Валерину руку сильней: просто так люди не понимают друг друга без слов. Очень интересно…
– Очень, очень рад тебя видеть, Таня, - поспешно заговорил Назаров.
– Мы тут все, знаешь, без тебя… очень скучали. Особенно эти товарищи. Очень не хочется отвлекать вас, но, Тон, идти бы надо, Никитин срочно сказал.
– Да,
– Ну що за мелодрама, наворкуетесь ще, пишли, хлопцы!
Их спины уже почти скрылись в пестрящей камуфляжем толпе, когда Таню вдруг кольнуло что-то изнутри: нет, нельзя его так отпустить! Нужно… что-то ещё нужно… Нужно увидеть его спокойные, добрые глаза, увидеть, что он в порядке, а раньше никак нельзя уйти. Снова вырвавшись у Валеры, она в несколько десятков шагов догнала их, просунула руку под руку Антону. Он вздрогнул, обернулся к ней, остановился. Через несколько секунд второй рукой накрыл её ладонь.
Таня, право, и не знала, что сказать — просто смотреть бы и смотреть, как светятся у него глаза…
– Ан-тон, - просто сказала она.
Так просто, оказывается.
Всё так просто…
– Почему ты так говоришь?
– улыбнувшись, спросил он.
– Я тебе всё-всё расскажу. Слушать устанешь. Ну, хочешь?
– Хочу, - быстро кивнул Антон, вдруг сжал её руку сильней, посмотрел прямо, честно.
– Я не знаю, на сколько меня сейчас выдернут… Но ты приходи вечером, Таня. Пожалуйста, приходи.
И в этом «пожалуйста» столько горечи, столько невысказанного, что и слов больше никаких не нужно было. Таня порывисто вдохнула, быстро прильнула к его груди, руками уцепилась за ворот бушлата.
– Конечно, приду. Ещё как приду, ты меня выгонять замучаешься…
Родной мой, бедный мой, усталый мой…
Её приобняли за плечи. Таня подняла подбородок, чтобы видеть его лицо: брови болезненно сдвинуты, глаза закрыты, губы - одна тонкая полоска, и всё такое бледное, с такой глубокой, несоскребаемой усталостью, с таким отчаянием, будто в последний раз её видит.
Антон осторожно опустил тёплую, подрагивающую ладонь на её голову. Рука, лежавшая на Танином плече, сжалась в кулак. Он закусил губу, как будто от нестерпимой боли, медленно наклонился и трепетно коснулся губами её волос.
И в этом… столько всего, столько!..
– Всё хорошо, - прошептал он.
– Всё теперь хорошо, Таня, всё хорошо.
– Иди, - кивнула она, чувствуя, что ещё чуть-чуть — и просто не сможет отпустить его. Антон ещё раз провёл рукой по Таниным волосам.
И это так смешно и больно одновременно: оторваться друг от друга не могут…
– Тони!
– услышала Таня приятный, чем-то знакомый девичий голос. Антон медленно, словно нехотя, отнял руку, закрыл глаза и глубоко вздохнул.
Лёгкими шагами к ним подбежала низенькая девушка, миниатюрная, изящная, белокурая. «Видимо, новая медсестра», -
– Тони, - повторила она, подойдя, и посмотрела на Антона.
Так посмотрела… Таня и не поняла, как всё произошло: миловидное лицо девушки показалось ей вдруг некрасивым и тупым, вся её тонкая фигурка - несуразной и нелепой, а чистый голос - притворным и ужасно слащавым. Так ведь… Это что же, «Тони» - это она ему? Тони, значит?
– Здравствуйте, - настойчиво проговорила Таня, поджав губы и чеканя звуки. Ну уж нет, «Тони»! Пусть раскроет свои глазищи пошире и увидит, что он, во-первых, никакой не «Тони», а, во-вторых, здесь не один. У «Тони», вообще-то, здесь есть Таня.
Девушка быстро взглянула на неё, потом на Антона, а потом снова, резко, на неё; чего-то как будто испугалась, ответить не подумала и, повернувшись к Антону, торопливо заговорила:
– Тони, я тебя всё утро искала, даже испугаться успела. Слава Богу, ты здесь.
И вдруг Таня с поразительной ясностью вспомнила, где же видела эту девушку, и на секунду даже забыла о своей глупой ревности.
– Простите, - затараторила она, - я же вас вспомнила! А вы меня не помните? Конечно, вы меня совсем немного видели, но я вас так хорошо запомнила! Ну, помните, в августе? Бой под Новопокровкой? Я тогда вам ещё помощь предлагала, а вы… вы же солдата крестили, ну? Я как сейчас помню, вы ещё говорили: «Крещается раб божий Дмитрий во имя Отца и Сына и Святаго Духа»… Мне это прямо в память врезалось. «Аще жена, и она да крестит»… Как-то так, верно?
– Нет, вы… вы ошиблись, должно быть, - пробормотала девушка испуганно, но теперь Таня точно знала: да, это та самая удивительная медсестра, которая так понравилась ей!
– Да нет же, я точно знаю, вы ещё отходную молитву над моим командиром читали. Уж этих-то слов я, конечно, не вспомню, но они такие правильные были, я поэтому и запомнила всё это, - выпалила Таня на одном дыхании, улыбнулась даже, но медсестра выглядела такой напуганной, что Таня испугалась и сама: что, сказала что-то не так? Перепутала? В поисках поддержки она вопросительно взглянула на Антона и уже который раз за день не узнала его: на лице его не осталось ни следа нежности. Бледный, он дышал тяжело и так же тяжело смотрел на девушку. У той же взгляд бегал: то она в панике смотрела на Таню, то в землю, то осторожно, искоса, на него.
– Нет, вы правда ошиблись, - продолжала бормотать она.
– Вы… Я и слов таких не знаю… Вы…
– Хватит, - тихо проговорил Антон. У Тани по спине побежали мурашки: столько едва сдерживаемой ярости в одном только слове. Девушка и вовсе вся сжалась, точно её ударили.
– А меня… меня Таня зовут, - бодро выпалила она, чтобы хоть как-то поддержать медсестру. Уж кому, как не Тане, знать, как невыносим бывает Антон Калужный.
Девушка снова вздрогнула. Закрыв глаза, она покачнулась, точно ей дали хлыстом по спине, и прошелестела неслышно: