Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
– Я на задание, наверное, скоро уйду.
Несколько секунд было тихо. Тоскливо кричали где-то высоко в небе пролетающие птицы.
– Что за задание?
– Макс спросил так же негромко и спокойно, но эта пауза и преувеличенно безразличный тон выдавали его с головой.
– Да всё как всегда. Совершенно секретно, крайне опасно, чрезвычайно важно и всё такое, - шутливо отмахнулся Антон.
Шаги Макса неожиданно стихли. Антон тоже остановился, отрешённо глядя на кромку серого леса вдали, закусил губу, вдохнул поглубже, засунул замёрзшие ладони в карманы. Медленно обернулся. Макс стоял, не шевелясь.
–
– повторил он.
– Даже если бы знал, всё равно подробностей не имел бы права рассказать, - пожал плечами Антон.
– Не говори никому. Просто хотел, чтобы ты знал. Чтобы не неожиданно было.
Между ними висела осенняя тишина, настолько прозрачная, что, видимо, мысли Антона были написаны у него на лбу. Макс вдруг сделал несколько шагов и оказался совсем близко. Мотнул головой и заговорил медленно, внушительно:
– Я не спрашиваю, что с тобой было, пока я валялся с залатанной рукой по госпиталям. Я не спрашиваю, слышишь? И я никогда не спрашивал. Может быть, ты прав, что не говоришь, и об этом правда лучше никому не знать, - он предостерегающе поднял палец.
– И я не знаю, что с тобой сделали. Но каждый божий день вижу, что с тобой стало. Хватит, слышишь? Хватит. Ты всё отдал сполна. Ты никому больше ничего не должен, - голос Макса совсем сел, и закончил он едва ли не шёпотом. В светло-голубых глазах плескалась такая отчаянная мольба, что у Антона сердце защемило.
Ты так прав, Назар.
Только одного ты понять не можешь.
– Я всё равно пойду, - едва слышно проговорил Антон.
– Почему?
– так же беззвучно.
Пальцы покалывает...
Холодный сырой воздух обжигает глотку.
– Да потому что они всё у меня забрали, Макс!
– всё внутри дрожит.
– Всё забрали, понимаешь? И я ни слова не сказал! Мои чувства, мои силы, мою веру. Пускай. Пускай и жизнь забирают!
– голос сорвался и задрожал, и поэтому договорил Антон быстро, на одном дыхании: - Но они забрали её, и теперь пусть Бог поможет им.
Редкие листья, оставшиеся на деревьях, тоже прозрачно-серые на фоне чёрных полей, и дрожат они так же, как Антоновы пальцы.
А в небе птицы кричат так тоскливо, так отчаянно…
Улетают куда-то, где тепло, где плещет о зелёный берег море. А люди - остаются. Остаются в грязных, мокрых окопах, остаются в крови и в поту…
– Знаешь, что я с утра услышал?
– тихо спросил Макс, тоже подняв взгляд на клином летящих птиц.
– Мне один человек сказал такую вещь: нужно находить в себе мужество отпустить то, что уже нельзя изменить.
– По-моему, твой один человек пересмотрел дешёвых мелодрам, - пожал плечами Антон, всё ещё приходя в себя. Нашёл в себе мужество только для того, чтобы слегка улыбнуться.
– Вряд ли, - осторожно хмыкнул Макс и искоса взглянул на Антона.
– Это Христина.
– Она опять за лекарствами?
– Ага. Видимо, у неё в полку решили, что она просто первоклассно забирает лекарства. Она тебя искала, - добавил Назар, и Антон неопределённо мотнул головой.
– Ну, я так и понял. Сказал, что ты занят.
– Она хорошая, - вздохнул Антон, чувствуя себя до ужаса виноватым.
– Замечательная. И я должен бы… Но она говорит такие правильные вещи, Назар. Такие до ужаса правильные,
– И не слушай, ни к чему тебе сейчас какие-то правильные вещи, - быстро поддакнул Назар и вдруг посерьёзнел: - Так… когда?
Антон быстро глянул на него через плечо: Назар смотрел чуть устало и с тихой, обречённой грустью в глазах.
Так, будто и не ждал от Антона иного.
– Понятия не имею, - отозвался Антон.
– И об этом больше не спрашивай. Сам знаешь... Пойдём лучше к нашим?
– А их нет, - улыбнулся Макс.
– Вроде как еду подвезли и кое-какое пополнение, помогают разгружать.
– Пополнение?
– переспросил Антон, ощущая вдруг острый укольчик в сердце.
– Ага. А чего ты?
– Да… Ничего. Помню, как наших привёз… На платформе они машин ждали, - он улыбнулся и вдруг понял, что говорить больше не может.
В горле ком стоял.
Уж не плакать ли ты собрался, Антон Калужный?
Тёплый апрельский день, заполненная людьми серая платформа, гудящий состав, испуганные мордашки, впивающиеся в него глазами.
– Пятнадцать человек, Макс. А остались они вдвоём.
– Тон…
– Ладно, - покачал головой Антон, выдыхая.
– Ладно. Что, идём смотреть на пополнение?
В первом грузовике, стенки кузова которого держались на самом честном слове, отчаянно храбрились (при этом вжимаясь в те самые стенки и сильно рискуя выпасть) совсем молодые парни. Мимо них с важным видом прохаживались сбежавшиеся на шум солдаты. Они демонстративно громко и безразлично болтали, давая друг другу прикурить, и так же демонстративно бросали вслед взрывавшимся где-то подальше снарядам: «И куда американишки сегодня бьют? Совсем им, видно, головы поотшибало…» Новички смотрели на них с благоговейным ужасом и потихоньку выползали, кто бледный, кто совсем зелёный, из своих грузовиков.
Здесь все куда-то торопились, что-то кричали и таскали, слышались то солдатский беззаботный хохот, то беззлобные ругательства, пахло бензином, тушёнкой и новыми сапогами - словом, вокруг царила приятная суматоха, всегда присущая привозу пополнения или еды. Промелькнула недалеко Ланская с каким-то пыльным мешком в руках, помахала им и снова скрылась в толпе. Антон ничуть не удивился, вскоре увидев чумазую рожицу Широковой, упорно пытавшейся сдвинуть в сторону своей землянки огромный ящик тушёнки. Возле горы пустых ящиков у борта Антон вдруг заметил знакомое краснощёкое круглое лицо. Коваль, кругленький украинец, ехавший полгода назад с ними в одном поезде, изо всех сил махал коротенькими руками, эмоционально показывая солдатам, куда тащить ящики и коробки. В минуты волнения говорил он на непонятной никому смеси украинского и русского.
– Шоб тоби, поганец! Куда ж ты тягнешь? Я ему кажу туди, а он?!
– Капитан!
– улыбнувшись, позвал Антон. Коваль обернулся, едва не поскользнувшись на тонком ледке лужи, и прищурился, не узнавая Антона. Подошёл на несколько шагов и только тогда, узнав, расплылся в широченной улыбке, протянул руки.
– Антон? Тфу, чёрт, не узнал! Не узнал, шоб тоби! Богатым будешь!
– Да ты, я смотрю, никак майор?
– усмехнулся Антон, глядя на сверкающую новую звёздочку на погоне.
– Ну, чем занимаешься? Какими судьбами-то?