Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
— А вы, значит, ни в какую? — в голосе никакой фальши, только почти отеческая теплота и лёгкая горечь.
— Ни в какую, — упрямо повторила она, опуская взгляд на обкусанные ногти.
— И не передумаете?
— Не передумаем.
— И зачем тебе туда? Лично тебе? Потому что все хотят? — Звоныгин резко дёрнул рукой, откладывая документы, будто желая отмахнуться от всего услышанного и не понять этого, а потом посмотрел ей прямо в глаза, заставив Валеру съёжиться. — Только не говори, что это твой долг, я всё равно не поверю.
Под кожей —
— Ради Миши.
— Кравцова? — быстро переспросил Звоныгин.
— Кравцова… — эхом отозвалась она.
— Кравцов бы не выдержал, если б увидел тебя с автоматом, — Звоныгин не отрывал от неё взгляда. А она ничего не могла ответить, не могла даже рот открыть: всё внутри ходило ходуном от растерянности. Миша, она… Что это он такое говорил, Звоныгин? Что вообще… происходит?
— Ладно, — Звоныгин быстро встал и, поймав удивлённо-вопрошающий взгляд Валеры, быстро добавил, закрыв глаза и отворачиваясь: — Ладно, хорошо. Я распускаю всех в отпуск с двадцать девятого. Полторы недели. Если вернётесь и не передумаете — обещаю, что отпущу вас и всех, кто захочет с вами. Пройдёте двухмесячные снайперские курсы. В конце концов, вы на то и солдаты.
Отпустит… Отпустит! Разрешит! Правда разрешит. В груди росло что-то огромное, и Валера едва сдерживалась, чтобы не начать отбивать носком берца какую-нибудь весёлую мелодию.
— Правда? — она подскочила, едва не задыхаясь и уже представляя, как скажет об этом девочкам.
— Я уже сказал. Или ты не поняла? — холодно бросил генерал из-за спины, подходя к окну.
— Товарищ генерал… генерал-майор… спасибо, спасибо вам большое!
Чёрт возьми, всё получалось. Всё получалось, всё уже получилось!
— Иди в общежитие и не благодари меня, — тон его был резким, будто он говорил через силу, но Валера была слишком счастлива, чтобы обращать на это внимание, поэтому, продвигаясь к двери и прижимая руки к груди, она не переставая говорила:
— Спасибо, спасибо большое, это для нас такая… такое… Вы даже не представляете, что сделали для нас, товарищ генерал-майор!
— Не благодари меня, Лера, — быстро повторил он, оборачиваясь, и на секунду Валера замерла, увидев его глаза. Потому что в них так легко всё читалось.
— За такое проклинать нужно, а не благодарить.
В общагу она почти бежала, уже видя перед собой взволнованные, радостные лица девчонок и чувствуя гордость: это она смогла, она уговорила, у неё получилось, а сейчас осталось вот только двадцать шагов да лестница — она всем скажет!
Но на пятом этаже было тихо, хотя все стояли в коридоре. Хлопнув дверью и на ходу стягивая шапку, Валера протиснулась в центр толпы, ища глазами Таню, и быстро заговорила:
— Девчонки, я такую новость принесла!..
Даша Арчевская, оказавшаяся рядом, тихо шикнула, приложив палец к губам, но было уже поздно: Семёнов, довольный, лоснящийся, уже повернул к ней своё налившееся кровью лицо:
— Вот, посмотрите-ка, ещё и шляются по вечерам
— Я здорова! — визгливо воскликнула Вика, едва держась на ногах, и только Таня (так вот, где она), стоящая справа, удержала её на месте.
— А это уже медкомиссия решит, здорова ты или нет, — он злобно окинул глазами худющее лицо Вики. — Пиши рапорт, я сказал!
— Я не стану отчисляться! Мне некуда больше идти!
— Ну так сам тебя отчислю, — лицо Семёнова побагровело.
Вязкая, тягучая тишина — даже Осипова, находящаяся на грани обморока, перестала всхлипывать. Всеобщее молчание, огромная, давящая ненависть в пятнадцати парах глаз, звенящее отчаяние и осознание — выхода нет, вопрос — что теперь-то? Куда теперь?
И среди всего этого — слишком знакомый голос там, за спиной.
— Никто никого никуда не отчислит без моего ведома.
Пятнадцать взглядов тут же приковались к высокой подтянутой фигуре, замершей у двери. Идеально-правильной фигуре, излучающей просто вселенское спокойствие.
— Вас-то мне и нужно, лейтенант, — Семёнов быстро потёр руки. — Выздоровели, значит? Выписались? Так вот извольте полюбоваться, что ваш взвод…
— Если у вас есть претензии, вы можете изложить их мне, товарищ полковник, — тихо, уверенно и абсолютно спокойно произнёс Калужный, отходя от стены и делая несколько шагов к ним навстречу. Быстро окидывая взглядом всех пятнадцать человек, быстро всё проверяя, понимая, анализируя.
Контролируя.
Впервые от этого контроля Валере внезапно даже для неё самой стало легче.
— Претензий у меня достаточно и к вам, и к вашим подчинённым, — голос Семёнова стал визгливее, стоило полковнику заметить, что Калужный не намерен поддерживать его.
— В таком случае я слушаю, — Калужный чуть приподнял брови в знак внимания и встал рядом с Осиповой и Таней.
— Думаю, их стоит обсудить лично, — уже менее уверенно произнёс Семёнов, багровея до корней волос.
— Почему же?
— Вы… какое право…
— Только одно, товарищ подполковник, — Калужный чуть сощурился, засовывая руки в карманы и принимая всё такую же расслабленно-равнодушную позу. — Только одно. Это мой взвод.
— Мы ещё договорим с вами! — шипел Семёнов где-то около двери, а когда Калужный тихо, почти про себя, фыркнул «обязательно договорим», полковник уже исчез.
Пятый этаж снова погрузился в тишину — на этот раз усталую и только чуть-чуть звенящую былым напряжением. Валера взглянула на лицо Лисёнка: Таня была совсем бледная и, смотря куда-то в стену, кусала губы. Валера, поймав её взгляд, ободряюще улыбнулась.