Черный смерчь (главы из романа)

Логинов Святослав

Рон судорожно кивнул.

– А ежели действительно понял, то зря болтать о том, что видел, не станешь.

– Я никогда не болтаю зря, - сказал шестилетний шаманыш.

Подошел Таши с грудой сучьев обвязанных ремнем. Оглядел окрестности, потянул носом воздух.

– Гарью пахнет. Как бы черная пурга не началась.

– Тут все кругом гарью пропахло, - заметила Уника.
– Сухой лиман - рукой подать, за неполный день дойти.

– Боюсь, он где-то неподалеку гуляет, - поделился сомнениями Таши.
– Как залито все кругом чернью.

Уника не замечала никакой особенной черни, но пренебрегать предчувствием сына, родившегося в один день со страшным черным смерчем, не следовало, поэтому путешественники быстро собрали разложенные вещи, плотно завязали мешки, особо

стараясь укрыть скудную провизию, наглухо затянули шнуровку на одежде. Больше все равно ничего нельзя было сделать.

Впустую прождав полчаса, решили все же разводить костер и готовится к ночлегу. Даже если и впрямь Хобот кругом своего логова обходит, люди на это никак повлиять не могут. Уника, взяв лук и подозвав Рона, отправилась к обрыву в надежде добыть на ужин судака или щуренка, Таши обтесывал найденный на берегу еловый ствол, приплывший, видать, с самых верховий. Уника уже объяснила сыну, что скорей всего ему придется вживую нырять за ножом, но Таши все равно готовил плот, сказав, что если омут глубок, то нырять будет легче с плота. Улов у самозваных рыбаков был еще самый ничтожный, когда от стоянки раздался предостерегающий крик Таши, а следом немедленно потемнело небо, ровное шмелиное гудение заложило уши и рывком, словно ниоткуда, явился Хобот. Он недвижно стоял в каком-то поприще от людей, плавно покачивался, как бы выбирая, в какую сторону направиться. А может, и впрямь выбирал. Никто из магов племени покуда не сумел проникнуть в кромешную суть черного смерча, определить, бог это, умеющий слушать и созидать, демон, ведающий лишь разрушение, или просто остаток бестолковой стихии, какой был породивший его Кюлькас. Предусмотрительная традиция всякое чудище велела считать демоном и лишь те, природа которых ясна шаману, получали иное прозвание.

Трое людей давно были рядом, лежали, плотно прижавшись друг к другу, Уника бормотала охранные заклинания, хотя вряд ли оживший вихрь ощущал усилия йоги. А затем случилось такое, чего не могли предвидеть ни Уника, ни Калюта, ни даже, повидавший все на свете Ромар. Неведомо откуда у черного смерча явился противник. Тут уже не могло быть сомнений - это порождение Кюлькасовой магии было богом или, в крайнем случае, демоном. Оно имело человеческую фигуру, хотя таких гигантов не встречалось даже среди горных великанов. Таши, которого ростом предки не обидели, не достал бы чудищу и до пояса. На полуобнаженном теле великана болтались обрывки каких-то одежд, хотя всякий скажет - в степи нет зверя, способного дать шкуру такой величины. Лицо у демона было вполне человеческое, искаженное яростью, рыжая с проседью борода развевалась на ветру. Великан несся огромными скачками, размахивая выдранным с корнем стволом осокоря. Здоровенное дерево приходилось ему как раз по руке. Поравнявшись с раскачивающимся смерчем неведомый боец взревел: Осилим!..
– и обрушил удар на тонкое основание смерча. Сухая лесина разлетелась на несколько кусков, раздался дикий визг, Хобот дрогнул и скакнул в сторону. Обезоруженный великан вскинул лапы, на которых обнаружились аршинные когти, и прыгнул следом. Когти вонзились в бесплотную тьму, смерч заметался, задел краем и без того изувеченную рощицу вязов, свалив разом пяток деревьев. Человекоподобный не отпускал. Он висел на необъятном теле смерча словно разъяренный дикий зверек, впившийся когтями в морду врага, и драл когтями, разбрасывая в стороны клочья тьмы.

– Оси-и-илим!..
– несся визг.

Черный смерч метался вдоль берега, вздыбив волны, прошел над Великой, вновь вломился в рощу. Гигант не отпускал. Он не чувствовал ударов валившихся сверху камней, его не беспокоили хлещущие ветви и стволы, что расщеплялись при ударе о его тело. Лишь визг, в котором уже нельзя было разобрать изначального призыва, становился все более оглушительным:

– Оси-и-и-лли-и-им!..

Черная пурга мела по земле, траурные хлопья взвивались под облака, чтобы выпасть где-то губительным снегопадом. Три человека наблюдали за нескончаемым поединком, не думая, что если сражающиеся хотя бы на минуту приблизятся к ним, людей не спасет даже сам Лар-прародитель.

– Оси-и-и-и...

Смерч, оторвавшись от земли, поднялся к самой обители Дзара, на мгновение

обратившись в подобие грозового облака, затем рухнул на землю и судорожными рывками унесся в сторону Сухого лимана, унося на истерзанном боку небывалого всадника. Визг, завывание и грохот стихли вдали. Хлопья ядовитой сажи, медленно кружась, опускались на траву.

– Как они!..
– восхищенно пробормотал Таши.
– Мужик этот, молодец, самому Хоботу взбучку дать...

– Смотри, как бы он тебе взбучки не дал, - предупредила Уника.

Она потерла лоб рукой, оставив на лице жирные полосы сажи, затем спросила:

– А вы хоть заметили, как этот дуболом кричал?

– А как ему еще кричать-то, во время боя?
– удивился Таши.

– Да я не о том... ты подумай: не по-чужински он вопил, и не по-каковски еще, а по нашему. Хотя, если поразмыслить, так, наверное и должно быть. Места эти прежде нам принадлежали, тут самые камни речь детей Лара помнят. Зато теперь знаем, почему Хоботу в могиле не лежится, кто его по свету гоняет. Матхи, покойник, много старался Хобота успокоить, но не сумел. Да и как суметь, ежели тут такое творится.

– Так это он на нас смерч напускает?
– доброе отношение Таши к таинственному богатырю разом переменилось.
– Это от него недород, детишки из-за него болеют?

– Не суди, - остановила сына Уника.
– Кто знает, что мы сейчас видели? Места, сам понимаешь, какие. Тут вся нежить искаженная, спрос с нее маленький. Давай, лучше, костер разжигать. И воды с Великой натаскай побольше - лучше на сыром спать, чем в этой копоти.

– Рон натаскает, - распорядился Таши, - а я схожу посмотрю на дубинку, которой великан Хобота бил. Они ее ловко разломали: связать обломки вместе - вот и плот. Все польза с драчунов будет. Ежели сегодня все справлю толком, так завтра на зорьке можно и нырять.

Таши зашагал к месту недавнего сражения. Уника смотрела ему вслед. Похож на отца, инда дыхание замирает, а все-таки не совсем похож. Старший Таши ни за что на свете не притронулся бы к дубинке искаженного духа, и не потому, что побоялся бы, а просто не любил потустороннее и сторонился его как мог. А этому - все нипочем, привык к материнским волшебствам, покуда малышом был. Уника вздохнула и сама пошла за водой, велев Ронику заниматься костром.

* * *

К утру следующего дня плотик, связанный из обломков великанской палицы, был готов. Чтобы неудержимое течение Великой не унесло его, плот зачалили на длинной веревке, прикрутив его к столбу, вкопанному здесь же на берегу. Достигнув нужного места, Таши собирался бросить якорь, изготовленный из разлапистой коряги, к которой для веса была прикручена изрядная каменюка. Все это хозяйство с превеликими трудами было погружено на плот, который, благополучно достигнув крутеня, там опрокинулся, утопив разом весь груз и заставив Таши прежде срока выплывать из самого вира.

Таши разрешил водовороту затянуть себя в глубину, и лишь когда в ушах больно зазвенело от тяжести воды, рванулся вбок и, отдуваясь, вынырнул. Дело нехитрое, если плавать умеешь, и если омутинник не разгневается на дерзкого и не утопит, ухватив за волосы и не позволив вынырнуть к воздуху. Против омутинника были у Таши обереги, выданные матерью, да и не видел он под водой никакого омутинника - может уплыл куда хозяин, а быть может, Таши просто недостаточно глубоко влез в подводную яму. Второе больше на правду похоже, ведь и Ромар, и Калюта, и мать в один голос говорили, что есть в этих краях омутинник и сидит он как раз там, где спрятан нож. Тоже забота как водяного согнать? Впрочем, мать обещала пособить, а его дело донырнуть и возвратиться к солнцу с ножом.

Таши не проплыл к берегу и полпути, когда из утреннего тумана донесся знакомый рык и темным пятном обозначилась фигура вчерашнего великана. Как и в прошлый раз, искаженный дух несся огромными прыжками, размахивая древесным стволом, что успел выдрать где-то из земли вместе с комлем.

– Осилим!
– вряд ли великан знал еще хоть одно слово, во всяком случае, ничего иного говорить он не пытался.

Что было сил в руках Таши рванулся вперед. Он видел, что безнадежно опаздывает, но продолжал саженками расплескивать волны, выкрикивая в те секунды, когда позволяла вода: