Чертоги Казад-Дума

Каэрия

И Осаа была права, как обычно. Кое-что Ниар действительно могла изменить. Надеть Корону на голову Торина Дубощита, прогнать Смога с вершины Одинокой Горы. Она могла даже убить Азога и Больга, его маленького противного сына. Но оставался Саурон. Оставались Талрис и Анаэль. И Белерианд, простирающийся под водой королевством умерших легенд. То, что предлагала гномка, звучало весьма заманчиво: жизнь под сводами Одинокой Горы, весёлые гномы, мир, покой, возможно – дети. И Торин. В качестве партнёра. По жизни. Очень короткой жизни, в этом случае.

«Мои ли это мысли? — Ниар ужаснулась. Ясное осознание произошедших изменений ввергло чародейку в панику. — Осаа предлагает мне предательство, и я раздумываю о нём, как о действительной и возможной альтернативе. Валар всемогущие, что же происходит со мной? Я сошла с ума?».

— Я просто попутчик, который дойдёт с Вами до Эребора, если того пожелает Его Величество. Эту фразу я произнесла не так давно, Король-под-Горой, — Миас не узнала своего голоса. Он доносился до разума сквозь странную пелену отчуждённости. Сознание сковывало смятение, неведомое Ниар раньше. — Я много ошибок успела совершить за все те годы, что песком проскользнули сквозь мои пальцы. Я не желаю допускать их снова. Поэтому если Ваша дорога идёт к Казад-Думу, моя дорога

змеится туда же. И не смейте вновь просить меня пойти путём мирным и безопасным. Потому что я не желаю говорить Вам «Нет» опять.

Сложно сказать, обрадовался Торин услышанному ответу или же огорчился. Будто бы злость, беспокойство и ликование, столь различные по силе и интенсивности чувства, одновременно нашли отражение в его глазах, ярких и блестящих. Ниар стало дурно. Ей захотелось взять пожитки, кинуть их на Арго и поскакать, куда глаза глядят, забыв о Средиземье. Жаль только, что обозримый мир превратился для ангбандки в клетку и выбраться из неё живой Красная Колдунья никак не могла.

— Я надеялся на другой ответ, но ожидал полученный, — Торин, потянувшись под плащ рукой, вытащил припрятанный за плотной кожей куль. Обтянутый темной бечевой, он имел вытянутую, тонкую форму. Гном, выждав секунду, протянул загадочный предмет Ниар. — Возьмите его. Это, конечно, не меч, но в бою помочь может. Вернёте его мне, когда посчитаете нужным. Хотя я предпочёл бы, чтобы он остался под вашим присмотром.

Покорно исполнив волю Дубощита, ангбандка осторожно сняла с подарка шершавую мешковину, зачехлявшую неожиданный дар Короля-под-Горой. Отложив в сторону ткань, с восхищением оглядела тонкий кинжал, скованный из светлой, блестящей стали. Отличная работа, тонкая, филигранная. Острие оружия сверкало в дневных лучах, будто только огранённый алмаз. Удобная ручка, сделанная из кости, пестрила изощрёнными гномьим узорами, старыми, как сама Арда. На навершии кинжала красовался чёрный камень, отливающий синевой. Опал, полупрозрачный, глубокий, перламутровый. Видимо, добытый из недр Эребора. — Я подарила ему этот кинжал, — голос Осаа дрогнул. Гномка, хмурясь, начала мять свои ладони. Видимо такого жеста со стороны сына Королева Одинокой Горы не ожидала. — Он был совсем мальчишкой, но Траину уже тогда казалось, что пора воспитывать в сыне воина. — Мне дала его моя мать, — Ниар, глотая горечь, теперь выслушивала откровение Торина. Гнетущая скорбь, пошатнувшая уверенность Миас в себе, начала обретать силу и твёрдость. — А выкован он был моим дедом, в кузне Эребора. Когда я впервые взял этот кинжал в руки, Осаа, моя милая матушка, сказала, что когда-нибудь мне придётся убивать. И сказала также, что в своё время это оружие, возможно, спасёт мне жизнь. Она попросила меня сострадать тем, чья кровь окажется на лезвии моего меча. Я чувствую, что начинаю забывать её наветы. Поэтому, пускай и недолго, я хотел бы, чтобы кинжал побыл у вас. Тот самый клинок, который по мнению моей матери мог спасти мне жизнь. Он служил мне верой и правдой, не давая забыть цену чужой жизни. — Я не могу его принять, — поспешно произнесла Ниар. Слишком символичным был момент, слишком много подтекста крылось во вроде бы чистом, искреннем жесте. Судьба, как сказал бы Саурон, сама выбирает, какие перекрёстки расставить на прямом пути. Мелькор бы сказал, что такие совпадения являются происками Илуватара. А Ниар, теряясь в догадках, лишь копошилась в собственном сознании, силясь найти ответы на мучающие разум вопросы. — Он Ваш и давался Вам для определённых целей. Что же напомнит Вам о том, чего стоят судьбы смертных? — Вы мне напомните, — просто ответил Торин, впервые за день улыбнувшись. Ниар окинуло волной жара, нестерпимого, ужасного внутреннего жара. — Если Вы твёрдо намерены пойти с нами, Вам нужно уяснить, что путь окажется тяжёлым. Можете сказать мне, что уже ходили избранной нами тропой. Но мне все равно. Если этому клинку уготовано спасти чью-то жизнь… Он не досказал своей мысли. Его перебили голоса, раздавшиеся со стороны. Красная Колдунья, готовая расцеловать вовремя появившихся гномов, закрыла глаза, сдерживая в себе порыв в отчаянье перерезать глотку только что полученным кинжалом. Столько столетий кряду Ниар удавалось избегать привязанности к другим живым существам Арды. Столько веков наследница Дор-Даэделота умело обводила вокруг пальца великих владык Эннората. И ни разу рука создательницы Барад-Дура не дрогнула, опускаясь гильотиной на шеи не ведающих ничего жертв. Не следовало ничего менять и старых привычек тоже. Тем более сейчас, когда на кону стояло нечто большее, чем жизни трёх пусть и талантливых, очень сильных детей Белерианда. — Эй, Бильбо, как вижу, уже готов на лошади скакать к горам, да? — весёлый смех Фили позволил Ниар немного расслабиться. Так приятно было понимать, что молодые существа Эндора всё ещё были способны на хохот и задор. Притянув к себе руки, чародейка направила взгляд к приближающимся компаньонам. — Он на этом скакуне скорее полетит, а не поскачет, — вставил тучный Бомбур. — Небось, быстрее всех нас окажется у Гундабада. Торин, удивлённо оглядывающий лица друзей, молчал. Ниар захотелось улыбнуться. Король-под-Горой наивно полагал, что соратники не разделят с ним горькой судьбы. Но все двенадцать были тут как тут: Балин, Двалин, Кили, Фили, Дори, Ори, Нори, Оин, Глоин, Бифур, Бофур, Бомбур. Таща на спинах неподъёмные тюки с едой, порой обменивались шутками с собравшимися в дорогу эльфами. Арвен и Илийя, разодетые швеями Даина Железностопа в добротные походные одежды, почти наравне со всеми несли в руках огромные мешки. В глазах смельчаков полыхала храбрость. Ниар, оглядывая лица своих новых друзей, удивлялась. На её веку геройства случались часто. Однако преданность, настоящую, неколебимую, видеть Колдунье доводилось редко. — Думал, мы отпустим тебя в Казад-Дум в одиночку? — подошедший к Торину Двалин ехидно хмыкнул. Посмотрев на Ниар, хитро улыбнулся, кланяясь девушке. Миас тут же нашла взгляд бравого воина слегка заискивающим. — Нет уж, Торин. Чтобы потом детишки притворялись только тобой? Полагаю, им будет мало одного героя. — Нам с тобой в героях ходить не пристало будет, — одёрнул брата Балин, подошедший к Ниар со спины. — Милочка, не поможете мне? Полагаю, раз уж Вы отправитесь с нами, то и станете нашим провожатым. Я хоть и разбираюсь в дорогах, но в Эред Митрин никогда не бывал. Может, объясните, куда стоит направиться и как идти, чтобы обойтись без лишних приключений? — Не бывает лишних приключений! — донёсся издали голос Бильбо. Усевшись в седло Арго, хоббит рассекал по округе. — Махал всемогущий, не пройдёт и года, как наш Взломщик станет таким же знаменитым, как

сам Дурин, — поджав губы, Двалин хохотнул. Потом, разворачивая карту, поманил к себе Ниар. — Ладно, продолжим. Покажите, где проходит Ваша заветная тропка? Ниар, косо глянув на полурослика, поднялась с ног и встала поближе к Балину. В своих речах о хоббите гном, как ни странно, был прав. В кармане сюртучка мистера Бэггинса лежало Кольцо Всевластия. Красная Колдунья чуяла запах своей магии, слышала её шёпот, практически кожей осязала те волны силы, что исходили от древнего артефакта. Кольцо стремилось найти хозяина и ему совершенно не по душе приходились планы путников. — Вот здесь, — указав пальцем в нужное место на карте, чародейка Дор Даэделота подняла взгляд на Торина. Король-под-Горой, заприметив приближающегося Даина Железностопа, спешил с побратимом распрощаться. Дружеская беседа двух гномов началась с рукопожатия, лёгкого, уверенного. Ниар кольнуло сердце. Знакомая картина. Она уже видела подобные прощания. Давным-давно, ещё в те времена, когда отец доверял Майрону не только жизни своих детей, но и свою собственную. Даин, конечно, не был Сауроном. Но на душе стало неспокойно. — Нам нужно будет пройти прямо под хребтом, там сможем увидеть тропу… её нельзя не заметить. Раньше её использовали балроги для передвижений вдоль Эред Митрин. Большую часть ущелья заполняют высокие каменные столбы, пустая дорога, гладкая, как стекло…

— Нам нужно будет пройти прямо под хребтом, там сможем увидеть тропу… её нельзя не заметить. Раньше её использовали балроги для передвижений вдоль Эред Митрин. Большую часть ущелья заполняют высокие каменные столбы, пустая дорога, гладкая, как стекло…

Она продолжала говорить, раскрывая врагам тайны. Старые секреты Ангбанда и его обитателей, о которых не стоило знать никому. Даже орки после падения Саурона забыли о древней тропе. Талрис, хмурясь, фыркнул. Холодным взглядом прошил Радагаста. Майа спал, как спал Гэндальф. Погруженный в магию Амана, колдун не мог вырваться из уз заклинания, над которым не мог быть властен никогда. На что вообще были способны эти слабые прихвостни Валар? За долгие годы Талрис уяснил для себя, что никому из Майар не стоило верить ни в чем – даже их хвалёная верность порой оказывалась лишь чистым фарсом.

Хотя Радагаст не был похож на своих соплеменников. В отличие от Гэндальфа и Сарумана, этого диковатого и заносчивого чародея в белом, старый и добрый Бурый Маг предпочитал компанию зверей, игнорируя людей и эльфов. Своя логика в таком поведении была, Миас прекрасно её понимал. Порой ему самому хотелось побыть наедине с матушкой природой, забыв на какое-то время о суровом мире, полном лжи и жестокости.

Поднявшись с дубового стула, Талрис подошёл к Айвендилу. Последний, погрузившись в беспробудную дрёму, что-то нашёптывал себе под нос. Видимо грезилось магу, что он находится далеко-далеко от Арды, в мире лучшем и более совершенном. Тяжело вздохнув, младший брат Ниар осторожно снял с головы чародея шляпу. Положив её на покатый стол, прислонил посох мага к стене, вытащив из наконечника заветный синий кристалл Силы. К Радагасту Талрис питал уважение. Наверное, он и сам втайне желал, подобно Духу Дорог, отгородиться от войн и пожить в своё удовольствие. Сглотнув, Повелитель Чёрного Пламени вернулся к собрату по оружию. Оглядев лицо Айвендила, с лёгкостью поднял его на руки. Отнеся к кровати, осторожно уложил Майа к стене, устраивая поудобнее.

— Спи спокойно, старый друг, — Талрис, поджав губы, оглядел коморку Радагаста. Ничего особенного – только истлевшие доски, мох, зверюшки. Старый добрый Бурый Чародей. Он не изменял своим привычкам, пусть больше и не исполнял воли Амана так, как того хотелось бы достопочтенным Айнур. — Не скоро тебе придётся вновь лицезреть Средиземье. А за вторжение, прости. Ты не должен встретить Ниар. Она не станет погружать тебя в сон.

Талрис нахмурился. В последнем он был уверен, но что-то в старшей сестре изменилось. Не так давно Миас побывал в Эсгароте. Город, спаленный дотла, до сих пор искрил и к небесам устремлял потоки сизого дыма. По договорённости, заключённой ранее, он собирался встретиться с Ниар у озера, дабы обговорить последующие действия. Но создательница Лугбурза на встречу не явилась. Талрис прождал её долгих четыре дня, в надежде все же застать Красную Колдунью. Но нет, старшая Миас так и не появилась. Заклинательница Красного Пламени, видимо, просто не пришла на встречу.

«Балитрафалемир-мун-Белерианд, — подумал Талрис, вспоминая свои недавние ощущения. — Я знаю, о чем ты думаешь, Ниар, я чувствую то, что чувствуешь ты. Высокая Воля Белерианда, сестрица, неужели ты забыла о ней? Вряд ли, ведь ты окружена смертными, а значит, присутствие Провожающей-до-Чертог стало для тебя привычным. Но если ты не забыла, тогда почему позволяешь себе поддаваться слабости?».

Талрис поморщился. Если бы только поддаваться. Эмоции, что испытывала Ниар, перехлёстывали через край и кипели, будто чан воды над огромным костром. Раньше Красная Колдунья ничего подобного не испытывала. Она держала свои эмоции в узде, под строгим, жёстким контролем. Ей сложно было даже улыбнуться брату и сестре в качестве награды за хорошо проделанную работу. А уж о похвале с её стороны или об объятии не стоило даже мечтать. Любое чувство, которое Ниар все же позволяла себе испытывать, являлось лишь следствием каких-то размышлений, инструментом в плане. Но не сейчас…

Торин Дубощит. Гном, простой гном, маленький, слабый, низкий, глупый, смертный. Как он мог так изменить то существо, что кровью обагряло земли вокруг Тангородрима? Как этот странный и недальнозоркий фигляр сумел растопить лёд в знаменитой принцессе ангбандской? Немыслимо, дико, безумно.

Талрису стало страшно. Он доверял своей сестре всецело, любил её сердцем и душой, как только мог любить кого-то. Он восхищался ею и всю свою сознательную жизнь брал с неё пример. И теперь с трудом мог поверить, что сила Ниар и её неколебимость пошатнулись под стонами ветерка, дующего с Эребора.

— Она возьмёт себя в руки, — произнёс Талрис вслух, убеждая скорее себя, чем тишину вокруг. — Она всегда брала себя в руки тогда, когда, казалось бы, пора кричать в панике и бежать к пропасти. И она вновь поведёт нас на бой, к землям Амана, к горам Пелори, вместе с отцом. И, возможно, когда-нибудь даже сядет на трон Дор Даэделота…

Талрис опечалено закрыл глаза. Грудь стискивали рыдания, усталость навалилась на плечи. Заглядывая в чужие разумы, чародей испытывал ни с чем несравнимую тоску. Интересуясь же эмоциями Ниар, старший сын Вала Мелько частенько терялся. Справиться с потоками чистых, концентрированных чувств, что пылали в сердце создательницы Лугбурза, ему было сложнее всего. И сейчас, когда даже Ниар едва ли справлялась с накалом страстей внутри себя, Талрис буквально проваливался в бездну эмоций сестры.