Цветные ветра
Шрифт:
– Сколько дадите джигитов? – спросил Миронов. – Наши Пермь взяли, к Вятке подходят!…
Бай Джаусей одобрил:
– Пермяк ладной кала-город. Народ жирный, по-што воюет?… Пермяк раз взял, джигит пойдет, может, вся герман-война пойдет, многа!
Рыгнул бай Кошкир, пощупал худой и твердый, как седельная лука, подбородок, подтвердил:
– Будет байга. Какой, многа джигит придет, все к тебе придут. Война так бойна!… Джигит бойна любит!
Агриппина раздувала в кухне самовар. На голбце, вытянув
– Митрий не приходил?
– Нету.
– Что он, в восстанье остался, что ли? Фекла, подтирая пол у порога, ворчала:
– Наследили-то, немаканы, восподи!…
Были у ней крутые, как стог сена, бедра, и проходивший бай Кошир, проглотив слюну, рыгнул:
– Ладный той!… Апицер Мирошка чаксы!… жирный баба!…
Вечером баи, напившись пива, пели протяжные и визгливые, как степной ветер, песни. Миронов ходил среди них. Вяло, как лопатой в грязи, ворочая языком, говорил:
– У меня дедушка фельдмаршалом был и женат на внучке Суворова. А вы звери…
– Берна, берна, – соглашались баи.
Двое офицеров, обнявшись, спали у кровати. Баи обещали подарить Миронову лошадь. Бай Кошкир показывал выложенное серебром седло.
– Сто царей настоящих видал, а теперешних царей счету нет. Дарю, отдай бабу ночевать.
Миронов, обвисая пьяными боками галифе, говорил:
– Мучаюсь, мучаюсь, а на фронте я бы генералом был…
– Берна…
Тут вызвал Семена из горницы веселый синеглазый староста:
– Митрия-то в восстанье мужики порешили. Прислали – надо коли, грит, тело по-хрисьянски погребать – берите. Потому попа у них не водится.
Безутешно причитала во дворе Дарья, Плакала хрипло, точно кашляя, Агриппина, Семен угрюмо спросил:
– За что ево?
– Да вот ведь краснова-то ты тут как-то подстрелил… Они-то, восстанщики, бают – Митрий. Ну, и кончили!
– А батя?
– Листрат Ефимыч? Неизвестна. Поедешь, что ли?
– И меня кончат?
– Кончат. Ну, не то мальчонка какого пошли. Сколько дашь?
– Заплатим.
– Найдем мальчонка!
Лохматый, шумливый, как срубленный кедр, несся поп Исидор. Разом, будто прорывая насквозь уздой лошадь, остановил телегу.
– Ты чево-о, муторной!… Митьшу, говорят, покончили?
– Покончили.
– Царство небесное, веселый мужик был! Размахнулся над лошадью, над телегой кочковатыми руками, и голос – телегу вверх вихрит.
– Помолюсь, чадо, помолюсь! Даром! Гроша не возьму!… Заупокойные обедни хошь петь – отслужу.
Волосом, в четверть, зеленым, жестким обросла лошадь. Ноги короткие, в земле скребутся.
– Пчела идет, чадо! Здорово пчела идет! А мне тут бумагу прислали – кто желает в дружину Святого Креста?
Везде будто не лошадь, а поп Исидор. Телега как
– Прям на паперть и дьячка тяни. А я к утру приеду, на поминки дарю тебе меду десять фунтов. Царство небесное!
Ходил шаман Апо, всем шаманам князь, по тайге ходил. Духи у тайги злые, надо злых духов просить. Железом стращать, в бубен бить, на топшуре-балалайке играть. С духом вести себя строго, как с человеком.
Над всеми духами – дух Ерлик-хан; над шаманами – шаман Апо.
Так, видно, надо! Так, видно, будет!
Прель осенняя в тайге пахнет мокро. Травы мокрые, сырые плачут (умирать кому охота?).
Дерево, старое дерево (может, Ерлика-хана в люльке видело) дребезжит, стынет.
Сказано – осень!
Робко шамана просили:
– Думай…
Духи железа боятся – на поясе железные планки; в губах Апо стальной кобыз дребезжит.
На русских больших духов просить надо в помощь. Больше тайги духов, чтоб им тайга как солома была, шипела, ломалась. Тут тенгрихи – вторые духи – не помогут; тут онгоны – души дедов и стариков – совсем как сырье для костра, не годятся.
На русских духов каких позвать?
Елани – поляны хиреют, как лошади в джут. Травы точно шерсть вылазят.
И ветер тут рыжебородый, русский, злой!
Ходит шаман Апо, кафтан за кустарники, кустарники за кафтан. Всем, даже деревьям, нужен шаман. Большой шаман, как наводнение, как мороз.
Одно – Апо имя ему. Как казенная винтовка, как водка – крепкое имя.
Всех духов умилостивить трудно.
Сказал Апо в ауле:
– Буду комлать. Буду с железом, с ножом стальным, с плетью за духами гоняться. Всех духов сгоню – настращаю, просить буду. Напугаются – скажут правду!
Сказали аксакалы шаману:
– Великий бог – Кутай, аллах. Великий Мах-мет – пророк его. Нету аллаха, ушел от киргизов.
XXXI
Койонок, Койонок, где твой голубой конь, спина которого – змея в середине лета, а искры от копыт – звезды?
Ушел дух на Абаканские горы, и пути его замело снегом.
Отпали от бубна сосцы – обички.
Вот как это случилось.
Пришли к шаману Ало джатачники – рвань рванью. Одежда у них как листья зимой – гнилье.
Сказали:
– Думают ак-урус – белый русский – большой отряд из джигитов составить. Воевать на Югорской земле. А козыл-урус – красный русский – не хочет отряда.
– Не надо идти джигитам, – сказал Апо.
Сказали джатачники:
– Мы люди бедные, коров у нас нету, кумыс не пьем – айран… Никто нас не слушает, как весеннюю траву косят.
Сказал Апо:
– Надо жить в мире, травы растут большие – скот растет будто туча. Не надо воевать. Пусть русский воюет.
Сказали джатачники: