Цыганские сказания
Шрифт:
Говорят, что один парень по имени Томко встретил в городе знакомого, бывшего одноклассника Мешко. С Мешко была девушка невероятной красоты.
— Кто это? — спросил Томко.
— Моя сестра.
Девушка так запала Томко в душу, что он две недели видел её во сне, не мог ни есть, ни пить. Наконец, он уговорил отца засватать красавицу, и старик пошёл к родителям Мешко.
— Было бы хорошо нашим семьям породниться, — сказал отец Томко.
— С ума ты сошёл, цыган, ведь у нас обоих по сыну! — закричал отец
Слово за слово, разобрались старики. Послал отец Мешко за сыном, а у того в комнате пусто, только окно открыто. Смекнули, с какой девушкой его видели, позвонили: и она сбежала.
Отец невесты Мешко был очень зол, что их семье сделали такое неуважение. Он сговорился с отцом украденной девушки, и они созвали сходку. На сходке отца Мешко заставили обеим семьям выплатить «отходные».
А где Мешко и та девчонка, никто не знает.
Глава XIX. «Скупому для других и ягод в лесу жалко». Цыганская народная пословица
— Теперь с вас две двести, — сухо говорит Михал Фогельзанг. Именно так, оказывается, зовут книжника. — Как вам в голову пришло показать на меня вообще?
— А на кого?
Улицу завесило почти ледяной моросью, и лицо мгновенно становится мокрым, словно я опять ревела. Пакет с талисманами и атласом несёт Фогельзанг. Уж не знаю, что он про меня рассказал полицейским. В любом случае, решающим оказалось не это, а банальнейшая взятка.
— Вон та машина, чёрная. С чего вы взяли, что я вам помогу?
— Потому что вы — рыцарь. У вас на лице написано.
— Я — старьёвщик! И к тому же еврей.
— Ну, раз цыганка и танцовщица может быть рыцарем, почему вы не можете?
— Не понял? Лучше на переднее. Я не хочу поворачиваться к вам спиной. Да балахон свой снимите и положите назад, не то перепреете.
В салоне как-то... глухо. Отвыкла я от таких маленьких машин. Не повернуться, сразу упираешься во что-нибудь то тем, то этим. Под зеркалом заднего вида покачивается маленький могендавид. Больше ничего: ни журналов, ни сигарет и зажигалок, никаких мелочей, которые обычно обнаруживаются в салонах машин и придают им почти уютный обжитой вид. Сиденья кожаные, стёкла стеклянные. Как будто машина и кухня с медным кофейником принадлежат разным людям.
Фогельзанг кидает пакет на заднее сиденье и садится за руль.
— Пристегнитесь.
Машина заводится сразу и мягко, бесшумно трогается с места.
— Куда вы собирались идти?
— Ой, я не знаю...
— Но атлас же вы зачем-то брали?
— А! В Бялу-Подляску.
— Как вы сказали полицейским, вас зовут?..
Должно быть, многие возвращаются на машинах с работы домой: движение на улицах оживлённое. Не без гордости замечаю большое количество авто имперского производства.
—
— И это правда? Родственница дважды покойного Твардовского-Бялыляса?
— Вы его знали?!
— В некотором роде. Он тоже был книжник.
— Ну да. В некотором роде. Насколько так можно сказать про нееврея.
— А что, книги читать только евреи умеют?
— Нет, но тайнокнижниками называют только ваших.
— Мало ли кто кого как называет! Ваш император, Батори, тоже книжник. А сам наполовину венгр, наполовину румын. Да притом такой кондовый, что береги города от разграбления.
— Ой!
— Что?
— Я не думала, что вы так говорить умеете. Похоже, как у нас в Пшемысле разговаривают.
— А по вашему, кого я сейчас передразнивал?
Я задумываюсь, не обидеться ли. Но ситуация как-то не располагает.
— А еды у вас с собой нет какой-нибудь?
— Нет.
— А не можете ещё немного денег одолжить? Есть хочу — погибаю.
Фогельзанг не находит нужным ответить, но минут через десять мы останавливаемся возле кафе, и он покупает мне целую гору горячих пирожков и бутылку колы. Половина того и другого как-то сразу исчезает, и я даже с трудом могу поверить, что во мне.
— Ой, а мы что, из Варшавы выезжаем?
— Вам же надо в Бялу-Подляску?
— А вы меня отвезёте, да?!
— Если это единственный способ гарантировать, что вы перестанете болтаться по Варшаве...
— Нет, просто вы добрый. Трусоватый, но добрый.
— Я злой. Я вас ночью на мороз выкинул. К монахам Cantus Lanii.
— Это за вас сейчас вина говорит. Потому что вы не только добрый, но и совестливый.
— Слушайте, давайте не будем играть в Полианну? А то я могу передумать и высадить вас.
— Я просто беременная. Мне хочется видеть мир в радужных красках.
— Вот лучше поспите и посмотрите сны про единорогов. Нам ехать ещё почти два часа.
Я охотно пользуюсь советом. Снятся мне, правда, не единороги, а почему-то Госька. Я рисую цветы на гипсе на её левой ноге, и она хохочет.
— Твардовская, да просыпайтесь же!
— Ох... Мы приехали? — я с трудом разлепляю глаза. Первое, что осмысленного складывается перед моим взглядом из разноцветных пятен — лицо Фогельзанга с ослепительно сияющими очками. А, вот в чём дело: он опустил стекло с моей стороны, и прямо на очки светит фонарь.
— Твардовская, вам плохо? Нужен доктор?
— Нет... нужна кола... кофеин...
— Я должен был догадаться. Ко всем бедам вы ещё и «волчица». Подождите, я переложил бутылку назад... На пол упала.
В общем, просто выкинуть меня в Бяле-Подляске у книжника не выходит. Поэтому он выкидывает меня со сложностями, потратив минут пятнадцать. И уезжает, сверкнув фарами.
Уже темно, и я не могу решить: сразу в лес или искать ночлег в городе? Ладно, дойду до окраины и хоть посмотрю, что там. Может, кстати, найду гостеприимный хутор. Залягу на сеновале...