Дама с собачкой и тремя детьми
Шрифт:
Встретиться с Чеховым 23-его марта было последней возможностью. Повидаться с ним ей нестерпимо хотелось уже и потому, что она написала новый рассказ - "Забытые письма". Это был не рассказ, а вопль. Она открывала свои чувства тому, кто их вызвал. Он должен был немедленно его прочесть. Как говорила героиня рассказа: "Когда вы поймёте меня, вы меня полюбите."
Уйти из дома без ведома она не могла. Помог Алёша, младший брат, живший отдельно. На тот день пришлись именины Лидии Алексеевны, и он объявил, что устраивает для сестры небольшой праздничный ужин
– Я тебя не зову: у меня тесно, а ты очень толстая.
Обидевшись, та сказала, что не пошла бы, даже если бы он очень просил.
Обещав Алёше приехать к нему попозже, Лидия Алексеевна трепетно входила ровно в восемь в гостиницу "Московская". Принимая пальто, швейцар подозрительно оглядел даму, а когда она стала подниматься по лестнице, окликнул:
– А вы к кому?
– Номер пять, к Чехову, - смущённо пролепетала она, показав свёрток с рукописями, который несла.
– Так его дома нет, - огорошил швейцар.
– Не может быть! Вероятно, он не велел никого принимать, - догадалась она.
– Мне он назначил. Он нездоров?
– Не могу знать. Только его в номере нет. С утра уехал с Сувориным.
Уехал?! Назначив ей встречу?! Она стояла на лестнице в полной растерянности.
– Вот, не верят, что Антона Павловича в номере нет, - пожаловался швейцар лакею.
– Кажется, к себе в имение обратно уехали, - сообщил лакей.
– Я слышал, они господину Суворину говорили: вечером домой. А поехали они завтракать в Славянский базар. Значит, сюда и не вернутся.
Слова, точно молотки, стучали по голове. Она понимала их, но постичь смысл не могла. Странно: ведь у неё именины, а, значит, её бдительный Ангел-хранитель вдвойне начеку.
– Он мне назначил... Я ему писала...
– Пием да записок с утра тут вон сколько накопилось, - кивнул на подзеркальник швейцар.
Бросившись к зеркалу и перебрав груду почты, она нашла своё письмо с назначенным временем встречи, сунула его в сумку и ушла. Значит, он не получил её письмо, и точное время ему неизвестно.
У Алёши уже начали собираться гости, было шумно и весело. Ей было так тяжело, что она незаметно проскользнула в спальню, где и притаилась. Вошёл Алёша. Увидев её скорбное выражение, он встревожился, но молчал, стесняясь расспрашивать. Когда она рассказала, что случилось, он оживился:
– Я думаю, Суворин увлёк его куда-нибудь. Пойдём в гостиницу и всё выясним. Быть может, он уже вернулся.
Брат её убедил. Да, надо выяснить, - иначе она истерзается.
Они пошли пешком. Только что прошёл небольшой дождь, снегу нигде не было. Весна в том году наступила рано, погода стояла тихая и тёплая. Если бы не камень на душе...
Алёша вошёл в гостиницу один, но вскоре вернулся, молча взял сестру под руку и повёл обратно.
– Не вернулся, - кратко пояснил он.
– Завтра ещё справлюсь.
20.
На другой день , 24-ого, Алёша, придя к родным, тихонько шепнул сестре, что Антон Павлович серьёзно заболел, и его отвезли в клинику.
Почти одновременно от мужа пришла телеграмма с напоминанием: Жду не позднее 27-ого."
На следующее утро она получила из клиники записку от Чехова: "Вот Вам моё преступное жизнеописание. В ночь под субботу я стал плевать кровью. Утром поехал в Москву. В шесть часов поехал с Сувориным в Эрмитаж обедать, и, едва сел за стол, как у меня кровь пошла горлом. Пролежал я у Суворина более суток, и теперь в больнице."
Днём они с Алёшей входили в приёмную клиники Остроумова.
– Моя сестра хотела бы видеть Чехова, - сказал Алёша дежурной в белом халате.
На лице медсестры выразился ужас:
– Невозможно! Совершенно невозможно! Больной чрезвычайно слаб. Разрешено допустить только сестру.
– Нельзя ли нам поговорить с доктором? - Это бесполезно. - А всё-таки... Подумав, медсестра пожала плечами и вышла.
– Чехова видеть нельзя, - вошёл доктор.
Остановив брата, Лидия Алексеевна заговорила сама:
– В таком случае, передайте ему, пожалуйста, что я сегодня получила его записку и приходила в клинику, но меня не пустили.
– Сегодня получили?
– насупился доктор.
– Подождите.
– Он быстро вышел.
Она с надеждой сжала руку брата. Вернувшись, доктор пристально оглядел даму, покачал головой и развёл руками:
– Что тут поделаешь? Антон Павлович непременно хочет вас видеть. Значит, он, совершенно больной, поехал в такую погоду из деревни, чтобы увидеться с вами?
– С Сувориным, - слабо возразила она.
– Так, так! Чтобы встретится с Сувориным, он рискнул жизнью? Сударыня, он в опасности, всякое волнение для него губительно.
– Что же мне делать? Уйти?
– растерялась она.
– Невозможно теперь. Он вас ждёт. Идёмте.
Выпустив руку брата, она последовала за врачом. Перед дверью палаты тот остановился:
– Даю вам три минуты. Помните: от разговора, от волнения у него опять хлынет кровь. Через три минуты приду.
Войдя в палату, она замерла в дверях. Антон Павлович лежал на спине, повернув к ней лицо.
– Вы так добры...
– шепнул он.
– О, нельзя говорить!
– испуганно бросилась она к больному.
– Вы страдаете? Болит у вас что-нибудь?
Улыбнувшись, он указал ей на стул. Сев, она взяла со столика часы:
– Три минуты.
Отняв часы, он удержал её руку:
– Скажите, вы пришли бы?...
– К вам в гостиницу?
– не поняла она.
– Но я была, дорогой мой!
– О, как не везёт нам! Как не везёт!
– простонал он.
– Да не разговаривайте!
– всполошилась она.
– Нельзя. И потом это неважно. Что я была и...