Демоны Кушань
Шрифт:
— Ты выглядишь взволнованным, басюн, — Сюэ Моцзян с трудом освободил клинок и поднял его в небо.
Не дождавшись ответа, он добавил:
— Как думаешь, зачем Цай Чжэаню понадобилось давать тот злосчастный кувшин с Хай Шуй?
На сей раз Дьявольский меч помедлил с атакой — хозяин оружия раздумывал над ответом. Сюэ Моцзян подумал, что не дождётся его, но ошибся.
— Не знаю, Моцзян-бади.
Дьявольский клинок в точности повторил предыдущую атаку — теперь Меч Демонического Зова не просто упал, он безнадёжно встрял между камней и напряжённо задрожал от острия до самого навершия, силясь
— Давай, я встречусь с Цай Чжэанем?
— Нет, — в голосе Цуймингуя не было и капли заинтересованности. — Разве небожители умеют говорить правду?
— Не все небожители одинаковы, басюн, — возразил Сюэ Моцзян. — Отпусти Меч Демонического Зова. Я признаю поражение!
— Командующий Асюло не может признать поражение.
Повинуясь хозяину, Дьявольский меч вышиб Меч Демонического Зова из расщелины и столкнул вниз.
Сюэ Моцзян попытался выровнять его, но духовное оружие стало на какое-то время неуправляемым. Серебристый клинок приближался к безымянной реке, берущей начало у корней яджао, набирая скорость, пока не разорвал волную гладь и с резким всплеском не пошёл ко дну.
— И всё-таки, позволь встретиться с Цай Чжэанем, — упрямо повторил Сюэ Моцзян, всматриваясь в тёмную фигуру на противоположном пике.
— Не спеши, бади. У каждого зерна своё время, чтобы прорасти.
Глава 20
У этого вопроса высокая цена
Когда он потерял сознание? Фан Синюнь едва разлепил веки — мокрые ресницы слиплись между собой, и обвёл взглядом место, где находился.
Определиться не удалось. Единственным источником света здесь был бумажный фонарь с пожеланиями счастья на выпуклом боку. Похожие он видел в мире смертных. Их пускали по течению реки, загадывая желание.
Не похоже, что его заперли в комнате. Скорее, в пещере. Влага висела здесь густым паром, оседая не только на ресницах с волосами — всё лицо покрывали крупные капли, как если бы он оказался холодным камнем, брошенным в купальню.
Руки и ноги сильно затекли. Фан Синюнь попытался изменить положение тела. Привязали! Не очень крепко, но и не слабо — верёвки умело затянули на запястьях и щиколотках, чтобы точно удержать неподвижным.
Это место во всём походило на преисподнюю: духота, полутьма и ограниченность тела. Так поступить с небожителем могли лишь асуры. Дёрнувшись несколько раз, Фан Синюнь выровнял дыхание и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Однако духовное чувство вязло в почти осязаемой влаге — он ничего не видел дальше желтоватого пятна света на каменистом полу.
Под ногами был именно дикий камень — свет фонаря совершенно чётко выхватил его из мрака. А вот стен и потолка не видно. Всё-таки, пещера? Фан Синюнь напряг слух. Где-то на грани восприятия тихо плескалась вода. А ещё капли срывались с невидимого свода и звонко разбивались о зеркало воды внизу. Пещера с водоёмом? На Кушань умеют удивлять! В царстве бездушного серого базальта асуры создали нечто, принадлежащее действительно живому миру.
Шаги мало чем отличались от капель — такие же тихие, они приблизились и замерли рядом. Открыв глаза, Фан Синюнь первым делом заметил расшитые бисером носки войлочных туфель. Бросив взгляд на хозяина обуви, он вздохнул и прикрыл веки.
—
Фан Синюнь промолчал. Они уже знакомы. Этот юноша с курчавыми волосами, собранными в высокий хвост на макушке, повстречался ему в мире смертных и едва не стал причиной столкновения с небесными воинами, посланными Богом войны. А ещё по его вине Ин Сянхуа сорвалась в пропасть…
— Но я всё равно представлюсь, — не дождавшись ответа, произнёс асур. — Чжу Хуэй приветствует небожителя и просит его принять подарок.
В спокойном голосе проскользнуло нечто, заставившее Фан Синюня вновь посмотреть на юношу. Тот улыбался, держа перед собой свёрнутый кнут. Скользнув по нему взглядом, Фан Синюнь нахмурился. Плетёные кожаные ремни, костяная рукоять без отделки — перед ним орудие пыток, а не ритуальная вещь.
— Посмеешь ударить? — поинтересовался он.
— Почему нет? — с вызовом ответил Чжу Хуэй. — Ты мой пленник, могу делать всё, что захочу.
— Разве после этого останешься мужчиной?
— О! — прищурившись, Чжу Хуэй потеребил мочку уха, а затем гадко осклабился. — Рад, что освежил мою память. Я вроде как демон. Между мной и тобой война. Поэтому могу отрезать тебе голову, сварить её, высушить, покрыть золотом, вставить в глазницы жемчужины из Северного моря и отправить в качестве моих извинений за немужской поступок прямо на Девять Сфер.
— Мог бы, сделал…
— Правильно! — коротко рассмеялся Чжу Хуэй. — Сейчас мне не нужна твоя жизнь или голова. Мне нужен ответ.
— Я не буду…
— Оставь это для Небесного города, — перебил Фан Синюня асур. — Не хочу слышать о твоих убеждениях или вере, а тем более следовании небесным правилам. Просто хочу знать, в каких отношениях находится барышня Ин и командующий Сюэ?
— От…ношениях? — Фан Синюнь едва не поперхнулся вязкой слюной, наполнившей рот. — Не смей оскорблять шицзе! У асуров и небожителей нет ничего общего.
— Правда?
Чжу Хуэй ударил без замаха, но плетёные ремни вошли в тело, словно разогретый наконечник стрелы в восковую свечу. Шэньи лопнул на груди, выпуская наружу первые капли крови. Фан Синюнь прикусил губу, сдерживая стон. Асур вложил в удар духовные силы и, если судить по глубине раны, уровень его совершенствования равен или близок высшему небожителю.
— Неужели, ничего общего? — следующий удар лёг точно рядом с первым, ломая ребро. — А ведь кровь такая же красная.
— Люди следуют законам земли, земля следует законам неба, небо следует законам Дао… — Фан Синюнь сплюнул, освобождая рот от слюны, смешанной с кровью.
— Рад, что этот кнут помогает тебе постичь Дао.
Асур нанёс ещё несколько ударов — быстрых, как взмах крыльев стрекозы, зависшей над прудом. Фан Синюнь помотал головой, пытаясь избавиться от вязкой багровой пелены, застилающей глаза. Теперь он не видел своего мучителя, только ощущал рассекающий влажный воздух плетёный ремень.
— Давно слышал, что у последователей пяти небесных дворцов тело исцеляется само по себе, но впервые вижу это! — голос асура наполнился неподдельным интересом. Так сделавший ставки, радуется ещё не добитому в поединке бойцовскому петуху. — Выходит, смогу хлестать тебя кнутом целый день, но ты всё равно будешь цел к закату? Какое облегчение!