Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера
Шрифт:
Идиот, какой я идиот! Попался как лох. Как самый идиотистый лох на свете...
– Юлиан, постой!
– голос Эмили заставляет меня обернуться, продемонстрировав перекошенное гневом лицо.
– Чего тебе надо? Вдоволь повеселиться?
И она спрашивает:
– По-твоему, мне весело?
– А лицо такое несчастное, словно ей, действительно, не все равно.
– Это ты мне скажи, лживая обманщица.
– Я тебя не обманывала, - произносит она совсем тихо, каким-то неживым, прерывающимся голосом.
– Разве что поначалу... и не в главном... Позволь мне все объяснить.
Хочется
– Что ж, валяй, - взмахиваю рукой.
– Любопытно будет послушать.
Обманщица роняет руки вдоль тела в коротких шортах и начинает говорить:
– Так вышло, что меня попросили устроить для тебя небольшую катастрофу, землетрясение двенадцатибалльной мощности, тайфун, цунами - все разом, понимаешь? Я была в стесненных обстоятельствах и согласилась. В конце концов, мы не замышляли ничего плохого... Всего лишь хотели помочь тебе исправиться?
– И как, исправили?
– почти выплевываю я.
– Получилось?
У Катастрофы дрожит нижняя губа, но мне наплевать... Могу ли я вообще верить ей после этого?
И она как будто бы прочитывает мои мысли:
– В главном я тебя не обманывала, Юлиан, - повторяет упорно, словно молитву.
– Как только поняла, что не могу больше водить тебя за нос, так сразу же и уехала...
– Так вот почему ты сбежала?
– ерничаю я.
– Мои оскорблениями были только предлогом. А разыграть оскорбленную невинность у тебя хорошо получилось: даже я поверил.
Но она повторяет:
– Я не обманывала тебя.
– Ты влезла мне в душу!
– шиплю несвоим голосом, и Эмили восклицает.
– Думаешь, Алексу было легче? Ты подсунул ему Эстер, заставил поверить, что он ей небезразличен... Подарил пустую надежду.
– Сглатывает, тяжело дыша: - Это было жестоко, Юлиан, очень жестоко, и теперь ты сам понимаешь, насколько.
Черт, это она не понимает: я хотел сделать, как лучше. Я подарил этому калеке шанс стать настоящим мужчиной!
– Не моя вина, что он в нее влюбился.
– А если я тоже влюбилась?
– спрашивает Катастрофа.
– Не хотела... не думала, но влюбилась.
– Наши взгляды пересекаются, скрещиваются, словно две рапиры: - И да, если ты все еще не понял, я люблю тебя. Не по указке или за деньги - просто люблю. Вот и все.
Хочется усмехнуться, сказать что-нибудь оскорбительно-дерзкое, только не получается. Горло сводит судорогой, даже дышать тяжело... И я просто отворачиваюсь.
– Знаю, чувства тебя пугают, заставляют чувствовать себя слабым, втиснутым в рамки, беспомощным... Юлиан, - обманщица подается ко мне и хватает за руку, - ты сам говорил, "давай просто попробуем", и я согласилась. Пошла вопреки родительской воле... послушалась своего сердца. А что тебе говорит твое сердце?
– Пытается заглянуть мне в глаза, но я упорно отвожу взгляд, а потом и вовсе произношу:
– Не думаю, что оно у меня вообще есть.
Откидываю вцепившуюся в меня руку и направляюсь к автомобилю. Эмили не спешит следом, только бросает в спину:
– Да ты еще больший
– Невольно оборачиваюсь: - У тебя есть чертово сердце, - тычет в меня пальцем Катастрофа.
– И чувства тоже есть, пусть ты и не хочешь в этом признаться. Только знай, однажды я хочу услышать о них вслух, точно так же, как делаю это сама, - и повторяет свое признание - я люблю тебя, Юлиан. Помни об этом, когда будешь носиться со своим оскорбленным достоинством и придумывать способы мести.
Выдав все это на едином дыхании, она замолкает, глядя на меня как будто бы в ожидании... Чего, спрашивается, ждет, не признания же в любви? Я вообще не уверен, что люблю ее, пусть даже ей и хочется в это верить. Хотеть я могу и нелюбимую... Даже сейчас при взгляде на Катастрофу в животе что-то переворачивается: в животе - не в груди.
Хочется затянуться сигаретой... до дрожи хочется. Запускаю руку в карман и вспоминаю, что выкурил последнюю еще прошлым утром, перед походом к Франческе. Кажется, в бардачке должен быть запас... Распахиваю дверцу автомобиля и начинаю рыскать в поисках «успокоительного»: сердце, которого, в принципе, у меня нет (и я этим всегда гордился), как-то неестественно быстро бьется.
Любит она меня, ага, так я и поверил...
Любит МЕНЯ... Идиотка.
– Юлиан?
Проклятье, ну что ей опять от меня нужно?! И сигареты, как назло, не находятся...
– Что тебе снова?
– рявкаю я.
Катастрофа оказывается совсем рядом, запал, с которым она только что убеждала меня в своей любви, явно прошел - вижу ее блестящие глаза и закусанную губу.
– Так мне возвращаться в Эллинген?
– спрашивает она.
– Теперь у меня даже машины нет.
– Не дави на меня, - отзываюсь злым, недовольным голосом. Послать бы ее лесом, однако выходит только жалкое: - Просто дай мне время...
– Сколько?
Чуть больше вечности по ощущениям...
– Я не знаю.
Обманщица кивает, отступая в сторону. Тогда-то я и запрыгиваю в автомобиль и ударяю по газам... Тот срывается с места под истерический визг покрышек, похожий на крик моего собственного... гипоталамуса.
22 глава. Эмили
Этого я и боялась: разоблачения... оскорбленной гордости, злости, неприятия.
Но и смолчать было бы неправильно... Так что, даже хорошо, что все раскрылось вот так, как бы само собой. Пусть даже Юлиан и сбежал, оставив меня гадать о дальнейшем...
Хорошем ли, плохом ли - время покажет.
Турбобабули верят в лучшее: Хайди так и сказала: «Он вернется, не переживай. У парня слово «Любофф» прямо на лбу написано... большими буквами», а Мария похлопала меня по плечу, мол, все будут хорошо, не переживайт. Только Кристине было не до меня - она занималась Шарлоттой.
Теперь-то все это позади: Шарлотта родила чудесную девочку и ждет не дождется выписки домой. А пока ее нет, дом как-то враз обезлюдел: из всех живых душ тут только я да убирающаяся внизу приходящая горничная.