Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера
Шрифт:
– Мы с моей новой девушкой собираемся расписаться в октябре, - продолжает Карл как ни в чем ни бывало.
– Она детский психолог и прекрасно понимает, что нужно маленькому ребенку. Я тоже приступаю к постоянной работе и потому смогу обеспечить им обеим соответствующий уровень жизни. Тебе этот ребенок только в тягость, - заключает Карл с едва заметной заминкой в голосе, - не заставляй меня прибегать к решительным мерам. Позволь нам с Камиллой забрать Ангелику на воспитание...
Бурю в моей душе не описать простыми словами... Вернее затишье перед
– и я уже трясу эту сволочь в белой отутюженной рубашке за отвороты пиджака. И ору что-то нецензурное... Пошлое. Такое, что прежде и язык не поворачивался произнести... И «мерзкий слизняк» - самое безобидное и по-детски безобидное из всего мною сказанного.
Блондинистая макушка Карла дергается туда-сюда, и мне до дрожи в кончиках пальцев охота стрясти ее с тощей шеи, подобно перезрелому яблоку...
Гнилому...
Перезрелому...
Червивому яблоку.
– Ангелика - мой ребенок, и ты его не получишь. Никогда! Убирайся отсюда, пока я не придушила тебя собственными руками.
Разжимаю пальцы и отступаю ровно на шаг, упершись спиной в грудь Юлиана, оказавшегося как раз позади.
– Ты слышал ее: убирайся, - повторяет он глухим от едва сдерживаемой злости голосом, и Карл идет к двери. Оправляет пиджак, дергает головой с растрепавшейся шевелюрой и заявляет от порога:
– Я могу затребовать о своем праве через суд. Тебе никогда не выиграть... Мое положение выигрышное.
– Пошел прочь!
– ору несвоим голосом, кидаясь к двери и захлопывая ее за ублюдком с оглушающей силой. Кажется, дом сотрясается от подвала до чердака, точно так же, как это происходит с самой моей жизнью.
Я потрясена от кончиков пальцев на ногах до самой макушки и глубже... Приваливаюсь к захлопнувшейся двери и сползаю по ней на пол. Ноги как-то странно не держат...
– Он этого не сделает, - произносит Юлиан, опускаясь на пол рядом со мной.
– Ты не знаешь Карла, - возражаю без всяких эмоций. Просто перегораю...
– Я знаю себя, - возражает он мне.
– И я обещаю, что Ангелику никто у тебя не заберет.
Поднимаю голову и гляжу Юлиану в лицо. Оно у него мрачное, полное безоговорочной решимости, и я неожиданно верю... Верю, что он сделает так, как говорит, а потому интересуюсь:
– Как ты это сделаешь?
– Есть у меня одна задумка. Просто не паникуй, договорились?
Молча киваю, и мы продолжаем сидеть какое-то время, просто без слов, вслушиваясь в оглушающую тишину пустого дома.
В конце концов, Юлиан поднимается, оправляя джинсы.
– Мне надо идти, - произносит он.
– Позволишь выйти?
Протягивает руку, помогая подняться, а потом выпускает мою ладонь, словно ужаленный. Все еще не простил...
И простит ли когда?
Затеплившаяся было надежда почти готова угаснуть, особенно при виде высокой фигуры, скользнувшей в сторону поджидающего автомобиля, однако раздается новый звонок...
Только
Приоткрываю дверь и даже вскрикиваю, когда сильная рука толкает ее на меня, а потом заключает меня же в крепкие объятия.
– Послушай, - голос Юлиана звучит у моего уха - даже лица его не вижу, - я не силен в признаниях, и ты это знаешь. Давай без всего этого...
– и проводит языком по моей верхней губе, рукой забираясь под тонкую футболку.
Вместо ответа позволяю подхватить себя на руки, закинуть себе на плечо и взбежать вверх по ступенькам с захватывающей дух скоростью.
– Десять минут, - предупреждает Юлиан, опрокидывая нас обоих на кровать в своей комнате.
– Потом я должен быть в другом месте.
– Десяти минут нам вполне хватит... на этот раз.
– Я тоже так считаю.
И он принимается стаскивать мою одежду. Мне хочется о многом его спросить, по-женски залезть в душу, начать выспрашивать разные вещи, но я этого не делаю... Не в этот раз. Не сейчас, когда сердце стучит прямо у горла, и от нахлынувшего желания тяжело дышать.
... А потом Юлиан уходит, оставив меня расхристанной и абсолютно счастливой на своей постели, и я, лежа в блаженном упоении, замечаю большую коробку у письменного стола.
При близком рассмотрении она оказывается коробкой с новой детской коляской.
23 глава. Юлиан
Знаю, что слаб и веду себя, как дурак, только Катастрофа вся такая податливая... сладкая. От одной мысли о ней все во мне вспыхивает и искрит... Наверное, стоит потерпеть ее еще немного, пусть даже она и обманщица, сговорившаяся с моим пронырой-братцем, а там будь что будет. Пройдет же это однажды - всегда проходило!
– и я снова стану свободен.
Уеду куда-нибудь подальше, брошу эти глупые игры в серьезного мальчика, на которые так несвоевременно подписался под давлением Адриана, - забуду об Эмили и пижоне Карле.
Забуду обо всем происходящем, как о страшном сне...
– Юлиан?
Приятель окликает меня, тронув за плечо. Я так глубоко задумался, что даже не заметил его появления...
– Привет, Юрген.
– Привет, приятель.
– Он опускается на стул напротив меня и смотрит с чуть насмешливой полуулыбкой.
– Расскажешь, зачем тебе понадобилась эта бумага? Как-то неожиданно, должен признаться... Ну, говори.
Мы с ним не в таких близких отношениях, чтобы рассказывать всю историю целиком, но объясниться все-таки стоит и потому я говорю:
– Бывший муж одной моей хорошей знакомой грозит ей судебным разбирательством по делу об опеке... Напущенный пижон, прежде заставляющий ее сделать аборт, а теперь неожиданно воспылавший отцовскими чувствами.
– Боже неужели я говорю это вслух?!
– Девушка не в лучших обстоятельствах... вот я и подумал... что такая бумага могла бы усмирить этого недоумка.
– И спрашиваю: - Как считаешь, сработает?