Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
— А что ты мне привез, Алешенька? Я ведь знаю, что ты мне что-то привез из Америки.
— Я не собирался с вами встречаться.
— Это неправда, ты так же хочешь меня, как я хочу тебя. А я хочу тебя всегда!
— Французские духи.
— Ура-а! Какие?
— «Ма griffe».
— Я про такие никогда не слышала.
Они очень нравились другой — актрисе. Я дарю ей трусики, браслет, французские шелковые платки, и прочие женские штучки. Она открывает и нюхает духи.
—
Она дарит мне большую гжельскую чашку с медведем на ручке и блюдце к ней.
Мы целуемся и садимся за стол.
— Я сходила на базар, — она очень красивая сейчас, — купила разных овощей и сделала из них сотэ.
— С ума сойти, что ты вытворяешь! Что с тобой случилось?
— Ты моя любовь. Я поняла, что не могу жить без Алешеньки.
Я открываю ледяное итальянское шампанское и ставлю на стол.
— А теперь самый большой сюрприз.
Я не говорил ей, куда ездил. Приношу пакет и достаю из него несколько голубых книжек.
Она смотрит на обложку и кричит: Поздравляю, Алешенька!
Мы бросаем в воздух книжки и веселимся, как дети.
— Подпиши мне сразу же. А также маме и сестре, если можно. Я хочу, чтобы все знали, что мой любимый — писатель!
Все можно, — улыбаюсь я и пишу.
— Ты мой Фитцджеральд, — шепчет она. — Я хочу тебя.
Но я не даю ей соблазнить Фитцджеральда, пока мы не выпиваем бутылку шампанского.
Она прелестно терпит.
А про нас ты тоже напишешь, Алешенька? Я хочу, чтобы все знали о нашей любви.
— О твоей любви.
— О моей любви. Хотя я уверена, что ты любишь меня. Я хочу, чтобы все знали, как мы это чудесно делали!..
Откуда у тебя такая уверенность?
— Ты так со мной возишься, нянчишься, и я обожаю тебя за это.
— Ты не очень интересный персонаж.
— Да? Идем разденемся и посмотрим, насколько я тебя не интересую… — Она сексуально улыбается.
— Там ты победительница.
— Нет, там я хочу, чтобы всегда побеждал ты. А я была бы поверженной… Побежденной.
— Какой русский язык!..
— Учусь у тебя. Мне нравится, как ты строишь предложения…
— А что еще?
— Как ты сжимаешь меня.
— Еще?
— Как ты стискиваешь меня.
— Еще?
— Как ты разрываешь меня, входя, пронзая до горла!
Мы начинаем обниматься и целоваться. Она садится своей выточенной попой мне на колени.
— Алешенька, я счастлива, что ты писатель! Что ты такой красивый! Я хочу ребеночка от тебя.
И в этот раз я окончательно понимаю, что она серьезно.
Наши соития всегда наводят меня на мысль…
Я даю интервью на радио, для трех разных станций, на телевидении. Актриса все дни
Люди подходят, отходят, задают мне вопросы, что только не спрашивают! Стесняясь, называют свои имена или просят подписать кому-то. По радио диктор объявляет, что на втором этаже проходит встреча с американским писателем Сириным, который подарит свои автографы покупателям. Господи, мои первые имперские читатели!
К шести на второй этаж взлетает Арина. Ее все узнают.
— Алешенька, хочешь я пообъявляю, а то она как-то неаппетитно это делает?
— А ты умеешь?
— Я актриса!
— Еще какая!
Заведующая отделом художественной литературы проводит ее в дикторскую, и она начинает объявлять. Видимо, даже голос ее таит в себе что-то сексуальное. Народ стал собираться, группироваться и повалил. Превалировали мужчины, хотя роман в издательстве считали «женским». Я впервые увидел шлейку очереди. Из-за меня очередь?
Арина объявляла красиво и призывно каждые пять минут. Началось столпотворение. Я подписывал и подписывал, как молотобоец, не останавливаясь. Стали подвозить новые пачки книг. А очередь все росла. А актриса все объявляла.
В семь тридцать я сдался. Мне сразу же предложили повторить на следующей неделе. Я согласился.
— Только обязательно с вашей дамой, — попросила заведующая. — Она прекрасно объявляет.
Ариночка сияла, ей нравилось, что ее все узнают и шепчутся за ее уникальной спиной.
— Меня даже в книжных магазинах знают! — похвасталась она. Я целую ей руку и благодарю.
В восемь мы летим смотреть спектакль какого-то ее знакомого — «Игра».
Она долго меня уговаривала, я долго сопротивлялся, так как не люблю эксперимент (новаторство) и не верю, что два актера могут создать целое действо. Около входа Арина представляет нас:
— Это режиссер постановки Каин Жимуркин. А это писатель из Америки…
— Очень приятно, — говорит он. — Я весьма рад, Ариночка, что вы смогли приехать. Для вас — лучшие места. Сейчас начнем, вас ждали.
Маленький зал (филиал какого-то театра) скорее напоминает ринг, в котором два актера вокруг каталки в морге создают такой кромешный ад, без декораций, без световых эффектов, без музыки, — что я просто потрясен маленьким шедевром. И классической режиссурой.
— Арина, я хотел бы пообщаться с режиссером, как его зовут…
— Это без толку: Жимуркин ставит только классику. А этот спектакль поставил, чтобы съездить с ним в Париж.
Я смотрю на нее внимательно.
— Хорошо, я сейчас спрошу, есть ли у него время.