Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
Простившись с ней и не дослушав ее визги, я иду и наливаю себе стакан водки из морозильника. Выпиваю и задаю себе вопрос: ты соображаешь, идиот, что ты собираешься делать? И с кем?!
Арина прилетала в шесть часов вечера, но их самолеты всегда опаздывали, и по пути в аэропорт я заехал в Бруклин к известному поэту Константину Баллу. Костя только чудом удержался на этой стороне мудачества, остальные перешли Рубикон. Это был необыкновенный персонаж в поисках своего автора. Поэт, энциклопедист, литературный коллекционер,
— Алешка, привет, заходи!
Костя, как всегда, лежит на оттоманке, курит из мундштука, борода до груди, кимоно не достает до лобка, и «светятся» детородные органы. Костя, ко всему прочему, гурман и с аппетитом рассказывает мне, что он сегодня «покусэнькал». Потом неминуемо мы скатываемся на литературу. И тут он гвоздит Бродских, Лимоновых, Максимовых, Аксеновых, но хвалит Милославского и Рейна.
Костя говорит обычно в двух лицах: сам задает вопрос и сам отвечает. Мне лишь каждые десять минут удается вставить реплику, чтобы повернуть разговор на ту или иную интересную тему. Косте нужен только слушатель и зритель.
Я прошу прощения и разрешения позвонить в аэропорт. Самолет опаздывает на час. Потом — еще на полчаса, плюс сорок минут, чтобы ей выйти.
Костя задерживает меня очередным литературным брильянтом, отшлифованным в его косматой голове.
Когда я влетаю в здание аэровокзала, Ариночка говорит мне недовольно:
— Я тебя уже жду сорок пять минут, вечно ты опаздываешь.
Рядом с ней — молодой парень с лицом, побитым крупнобляшечной оспой.
— Познакомься, это Николай Ракитин, я думала, ты не приедешь, и он предлагал меня подвезти.
Я смотрю внимательно на его профиль, он не поворачивает лицо ко мне. Про себя отмечаю, что более страшного «бульдога» я в своей жизни не встречал. Хотя я догадывался, что Ариночка, летая, пополняла эскадрилью молодых людей… Но такими…
Я хватаю ее сумку и несусь к выходу: я бросил машину посреди дороги. В дверях оборачиваюсь. Она стоит как ни в чем не бывало и договаривается о чем-то с «бульдогом». Он дает ей свою визитную карточку, и она тихо говорит ему что-то. Я возвращаюсь и прошу:
— Арина, пойдем, пожалуйста.
Она нехотя идет за мной, специально не спеша. Где та девочка, которая была в августе?
Она садится в машину, оглядываясь:
— Я не могла бросить человека, который прождал со мной час — тебя!
— Ты страшней не могла найти?
— О чем ты говоришь?
— Так… Ты забыла меня поцеловать и обнять — на радостях.
— Я очень
— По поводу чего?
— Что ты меня бросил. Почему ты опоздал?
Я заехал к Косте-поэту, подарить ему вышедшую книгу. Оттуда три раза звонил в ваш штопаный «Аэрофлот», они три раза уверяли меня в опозданиях самолета. Я не виноват, что у вас такая чудаковатая на букву «м» информация.
— Я тебе не верю!
— Что-о?
— Потому что ты все врешь.
Меня как будто ударили по лицу.
— Я бы попросил тебя прикусить язык, если ты не хочешь сегодня же улететь обратно.
— Подумаешь, испугал. Улечу с удовольствием. Большое дело сделал — пригласил в свой скучный Нью-Йорк.
— Завтра улетишь в веселую Москву.
— Я не могу завтра улететь, — взвизгнула она, — я сказала всем, что лечу к своему любимому Алешеньке. Который даже не потрудился меня встретить в аэропорту.
Меня уже тошнило от этой сцены. Я достал сигареты из перчаточного отделения и закурил.
— Я не знала, что ты куришь.
Я молчал.
— Чья это машина?
— Взял у знакомых.
— Она будет у тебя все время?
— Завтра нужно вернуть.
— Ничего не можешь для меня сделать! Знаешь, как я не люблю ходить пешком.
Еле сдержививаясь, я поставил кассету с Мишиными песнями, лишь бы не слышать ее голоса. Визит начался.
— Ой, это же моя любимая! — воскликнула она.
Я уже жалел, что попался, как дурак, снова. Только сейчас я осознал, что «гряли» три недели «идиллии» с Ариночкой.
Господи, за что я кем-то проклят? Может, я в чем-то виноват? Мы все в чем-то виноваты… Тогда скажи, в чем?..
Едва войдя в дом, она отказалась от ужина и ушла в ванную. Через полчаса она появилась в прозрачной кофточке, как ни в чем не бывало.
— Как тебе моя кофточка?
Я молчал, размышляя.
— Ты все думаешь. Я все время удивляюсь, как ты можешь кончать!
— Как все.
— Мог бы, по крайней мере, извиниться.
— Извини.
— За что?
— За все, что хочешь.
Она опустилась на колени передо мной.
— Где мой фелацио? Я так соскучилась.
Самка вспомнила. Я отшвырнул ее руку.
— Алешенька, я была не права. И ты был не прав. Давай помиримся.
Она прильнула к моей груди, потом поцеловала щеку.
— Ты даже не побрился.
— Я бреюсь через день, ты это прекрасно знаешь.
— У тебя чувствительная кожа. И душа… Ты меня правда завтра отправишь?
— Абсолютно. Я не терплю скандалисток.
— Прости меня. Я была так перевозбуждена.
— Молодой человек не удовлетворил твоего пыла?
— О чем ты говоришь! Он просто вежливый мальчик.
— У тебя с этим делом вроде несложно.
— Я люблю и хочу только тебя!
Непролазный идиот, но я ей верил.
— Поэтому ты прилетаешь каждый раз с какими-то мальчиками?
— Они узнают меня. Я известная киноактриса.
Я смотрю на ее лицо. Где же та «идиллия в августе»? Глупый мечтатель! Ее пальчики расстегивают мои брюки. Я сдаюсь.