Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
— А также посоветуйте своим друзьям и знакомым! — смеется она. — Александра, дай книжку с полки, посмотреть гостям.
Александра встает в абсолютно прозрачной кофте, сквозь которую виден французский лифчик и девичье тело. Дочки-матери. Дочки и матери. В такие моменты я всегда вспоминаю роман «Приключения авантюриста Феликса Круля». И все-таки, всегда соблазняя дочерей, я выбирал (в душе) матерей, если только они были привлекательны. За их материнское начало.
Нам подают великолепный, изысканный французский обед. С кусками
Я поражен приемом у Нины Александровны и высказываю ей свое изумление вслух. Она польщена.
— Это самый вкусный и изысканный обед, на котором мне довелось побывать здесь.
Я целую ее руку и благодарю. Мог ли я мечтать, что меня будут приглашать к себе мои издатели?!
Нина Александровна просит назначить нашу встречу на последний день, так как не успела прочитать все.
— Да и за обеденным столом…
— А вот во времена Чехова за столом… — съязвил шутливо я.
— Поэтому я его и не издаю, — засмеялась Нина Александровна. — А издаю вас!.. Ну как?!
— Она была в восторге от своего парирования. Я хотел, чтобы она всегда меня побеждала так.
Домой я вернулся поздно. В полночь позвонила мама и пожелала, чтобы я рос большой и здоровый и чтобы мне выпало хоть немного счастья.
Я не спал до двух. И напрасно. Смотрел в окно на снег. Красота спасет мир… Да, особенно этот мир…
Мы сидим вдвоем в ее кабинете.
— Прочитала я ваш роман, Алексей, и он мне понравился. Есть в нем что-то такое… Даже не знаю, как объяснить. Свой срез, свой взгляд, своя исчезнувшая уже эпоха, свое поколение. Прочла его и…
— …младая грация Москвы…
— Да, и сказала: «Мам, ну опять о «коммуналках» и «совке». Надоело уже читать про то, что ничего ни у кого нет. Хочется чего-нибудь заграничного, романтичного, любовного, страстного — нерусского». И вот я подумала: ваш роман я дам читать у нас в издательстве своим заместительницам, а нет ли у вас чего-нибудь на американскую тему? Такую книгу я бы с удовольствием опубликовала, да еще написанную выходцем отсюда, из России. Со своим взглядом, мировоззрением.
— Есть. Мой первый американский роман «Принцесса», который готовится к публикации на английском в нью-йоркском издательстве.
— А я могу его прочитать?
— Да, я передам вам с оказией. Но это коммерческий роман. Написанный для денег, а не для литературы…
— Тем более, еще лучше! Всем уже надоела литература.
— Я писал, когда сидел на самом дне, в проруби, в полном безденежье. И думал о страшном.
— На том и договоримся: вы передаете мне рукопись, и я почти вам обещаю, что один из двух романов мы опубликуем.
— Вы на обеде обещали…
— Что издам еще две книги! Я, видимо,
На этом мы прощаемся. И я приглашаю ее посетить Америку с дочерью, которая почему-то все время рвется в Грецию.
— Не сейчас, может, в будущем, когда у меня будут издательские дела. Только сразу передайте мне свою «Принцессу».
Как на облаке, уплываю я из ее кабинета. Кто мог представить, что с ее легкой руки и почина…
Вечером я сижу дома один и вдруг вздрагиваю от телефонного звонка.
— А мне ваша мама дала телефон, — говорит девичий голос.
— Здравствуйте, Анечка!
Длинноногая, стройная, с узким лицом и фигурой манекенщицы, Анечка давно исчезла с горизонта. Признаться, я про нее забыл.
— Я хочу вас поздравить с днем рождения и вручить вам подарок.
— Это очень трогательно.
— Я на Кутузовском и могу приехать через пятнадцать минут.
Я приглашаю ее в гости. Хоть кто-то вспомнил о моем дне рождении. Она дарит мне также себя и остается ночевать.
На прощание я вручаю ей набор из семи пар женских трусиков, называющийся забавным словом «неделька».
— Я увижу вас еще до отъезда?
— Надо постараться, — неопределенно отвечаю я.
— Я купила вашу книгу в магазине!
Я целую ее в щеку и прощаюсь.
Панаев скрывается от меня и не подходит к телефону. Добрый человек. Я уже понимаю, что кино вместе мы снимать не будем. А жаль.
В четыре у меня встреча с Каином Жимуркиным в стенах моего бывшего института. Мы сидим в громадной пустой аудитории, тихой, полутемной. У меня начинает что-то дикое твориться с животом: каждые пять минут я бегаю в туалет, и из меня извергаются… хляби кишечные.
— Бедный Алеша, — искренне сочувствует мне Жимуркин. У него необычная фамилия. «И» мешает, и все время хочется назвать его «Жмуркин». Он неправдоподобно вежлив и интеллигентен.
— Алешенька, поздравляю вас с Новым годом и днем рождения!
— Спасибо. А это вам — с Новым годом.
Дарю ему французский одеколон «Экипаж» и комплект мужских бикини.
— О, огромное спасибо, право, не стоило. Дайте я вас поцелую.
Мы целуемся. Меня трогает его реакция, он прячет все в большую сумку-портфель, который вечно носит с собой.
— Теперь о деле. Я прочитал вашу книгу, роман, как вы его называете, и он произвел на меня очень и очень сильное впечатление. Я ведь сам когда-то был в психбольнице, слава Богу, недолго. А теперь о главном: не знаю, удивлю ли вас, но я хотел бы поставить спектакль по вашей книге. Только, конечно, нужна инсценировка.
— Ура! — Я вскидываю вверх руки. И, извинившись, бегу в туалет.
— У вас, видимо, желудочный грипп или… — говорит он, когда я возвращаюсь.
Мы обсуждаем, как из романа сделать пьесу.