Диктиона. Пламя свободы
Шрифт:
— Он не будет тебя слушать. Он тебя ненавидит.
— Я его тоже.
— И я. Значит, давай, просто посмотрим, что из всего этого выйдет. Намечается что-то занятное.
— Да уж… — пробормотал Авсур и снова сел, а Сёрмон примостился на прежнем месте.
Рахут тем временем обернулся и сумрачно взглянул на них. Должно быть, от него не ускользнуло движение Авсура, и теперь в его чёрных глазах появилась тень подозрения.
— Эй, вы! — рыкнул он. — Те двое мертвы? Вы сделали всё, что нужно?
— Всё, — кивнул Сёрмон, задумчиво изучая золотое ожерелье на его шее. — Но мой был ещё жив, когда я улетал.
— Почему ты не дождался, пока он сдохнет?
— Там было слишком жарко, — капризно поморщился
— Ты бросил труп в колодец? — Рахут перевёл взгляд на Авсура, и их обоих едва не передернуло от злобы.
— Да. В самый гнилой колодец. Вполне подходящий для персоны королевской крови, — процедил тот.
— Колодец? — встрепенулась чёрно-звёздная леди. — Из колодца во внутреннем дворике доносятся ужасные вопли.
— Что ты на это скажешь? — хрипло произнёс Рахут.
— Это не тот колодец, — ответил Авсур, взглянув на женщину. — И уверяю вас, король Кибелл не стал бы вопить, сидя на дне. Это кот короля. В колодец его сбросил предатель, кто-то кинул туда створку двери. Кот сидит на доске и орёт.
— Что за кот? — заинтересовался Сёрмон.
— Здоровенный белый кот, похожий на ком чёсаной шерсти, — пожал плечами Авсур. — Тебе он нужен?
— Нет, у меня есть филин.
— Прекратите! — рявкнул Рахут. — Теперь я хочу, чтоб вы занялись поисками королевы и принцессы.
— Женщины нас не интересуют, — мотнул головой Сёрмон. — Может, поискать принца? Где-нибудь…
— Ты смеешь перечить… — воскликнул Рахут и тут же заткнулся.
Не стесняясь окружающих, Сёрмон оскалил клыки и тихо низко зарычал. И это была не шутка. Во всём его облике было что-то дьявольское, угрожающее, словно под маской пажа прятался оборотень с волчьими повадками, так что наращённые зубы выглядели не столько своеобразным пижонством, сколько откровенным предупреждением.
— Не надо на нас кричать, — негромко произнёс Авсур. — Это опасно. Мы можем рассердиться и разорвать контракт. Тогда ещё неизвестно, на кого обрушится гнев Проклятого, — он поднялся и положил руку на плечо Сёрмона. — Идём, малыш. Нам с тобой не мешает выспаться.
— Я вас не отпускал! — крикнул им вслед Рахут, но женщина осторожно взяла его за локоть.
— Они в этом и не нуждаются, сынок, — она улыбнулась. — Потерпи. Всему своё время. Если мы действительно найдём то, что им нужно, они запоют по-другому.
VI
Юниса заперли во внутренних покоях. Он и сам предпочитал помещения без окон и лишних дверей, как в его собственном, вырубленном в скале замке. Но это были не те комнаты, в которых он останавливался обычно, и потому знал, как свои пять пальцев. Какое-то время он потратил на поиски потайных ходов. Он знал, что весь этот просторный, изысканный и открытый дворец пронизан узкими коридорами, незаметными, но неотступно следующими за тобой. Эти прямые и честные короли Дикта, испокон веков считавшиеся бесхитростными и благородными, всегда хоть на один шаг опережали в тайных делах своих царственных братьев из Оны, и, может, потому никогда не боялись всерьёз за свои границы и трон. И ещё умудрялись при этом сохранять облик сказочных королей, не знающих коварства. Но видели бы их подданные эти узкие ходы с глазками, выходящими во все комнаты и залы, видели бы бездонные тёмные подвалы, запутанные лабиринты катакомб и хитроумные смертельные ловушки для непосвященных. Но разве можно заподозрить симпатягу с громким заразительным смехом, который ночует с крестьянами у костра, если его застигла в поле ночь, и играет на лютне фривольные песенки, чтоб повеселить друзей, в том, что он за кем-то подглядывает, кого-то подслушивает и с равнодушием наблюдает за тем, как снимают с гигантских вил окровавленное тело незадачливого воришки.
Хода он не нашёл. Свиту к нему не пустили. Он только знал, что все его люди живы, потому что в момент захвата дворца были пьяны. Их заперли где-то внизу, вместе с уцелевшими алкорцами. Слуги Кибелла, как водится, успели исчезнуть, просочившись сквозь тёплые, украшенные резьбой стены.
Юнис сел в удобное кресло и расслабился. Ему стало грустно. Микелла во многом был прав, говоря о нём, но только в одном он ошибся. В том, что Юнис недолюбливал Кибелла. Это было неправдой. Юнис всегда его любил, потому что Кибелл, как сказала звездная Воительница Лорна Бергара, был из тех людей, кого-либо любят, либо ненавидят, а ненавидеть того, кто хочет быть твоим другом, очень трудно. К тому же Юнис был достаточно умён, чтоб признать без спора: Кибелл действительно обладает теми достоинствами, какими нужно обладать, чтоб занять место во главе Диктионы. И Юнису было его жаль. Чтоб он не говорил ему недавно, он был до безобразия счастлив в тот день, когда гонец из Дикта сообщил, что Аматесу даровал своему любимому сыну жизнь. И ему было обидно за старого друга. Победить ужасную болезнь и неотвратимую смерть и так глупо кончить от удавки в руках инопланетного наёмника.
Он снова вспомнил ту дрожь, которая прокатилась напоследок по телу Кибелла, и покачал головой, отгоняя это воспоминание. Как мог Аматесу закрыть глаза на это злодеяние? И неужели Донгран так слаб или так ненавидит иноверцев, что позволил обрушить этот столп, подпирающий небеса Диктионы? И что теперь? Юнис был в нерешительности. Самым желанным для него было вернуться в Ону и поставить отряды своих егерей под руку Кибелла, как обычно доверив ему выработку основной стратегии. Но Кибелла уже нет. Возможно, его смог бы заменить Энгас. Они всегда вдвоём обсуждали планы кампаний и, не исключено, что Другу Короля принадлежало немало светлых идей. Но Энгас был обречён на долгую и мучительную смерть в Долине огней.
Энгаса ему тоже было жаль. Отец Юниса до конца дней мечтал укокошить этого мальчишку, как и братец Элдер. Но они оба видели в нём лишь дальнего нежелательного родственника, сына заговорщиков и потенциального претендента на престол. А Юнис знал его слишком хорошо, чтоб понять, что воспитание, полученное в Дикте, и дружба с Кибеллом, навсегда освободили Энгаса от всяких претензий на престол Оны, а заодно и от желания возвращаться на землю предков. В нём уже ничего не осталось от онца, кроме внешности. Он пропитался духом лесов, духом свободы, благородства, спокойствия и той самой бесхитростности, которая так восхищала Юниса в лесных королях. Они оба: и Кибелл, и Энгас, были его друзьями, друзьями настолько близкими, что могли беззлобно подкалывать его, забыв об этикете. Они вместе веселились, охотились, а в юности гонялись за юбками. Они сражались плечом к плечу и вместе победили врага, который тысячу лет терзал их мир. И теперь их нет. Кибелл убит и погребён на дне смрадного колодца. Энгас гибнет в серном дыму самого страшного места на обоих континентах. А Юнис сидит в удобном кресле и размышляет…
Кибелл хотел, чтоб хоть один из троих уцелел, и Юнису это удалось. И всё же ему было тяжко от мысли, что его друзья сумели напугать врагов до смерти, к сожалению лишь своей, а Юниса сочли столь подлым и неопасным, что оставили в живых… Придётся заставить их пожалеть об этом!
Юнис поднялся с кресла и пересёк комнату. Он ещё не знал, что будет делать, и не представлял себе, что происходит вокруг, но был уверен, что всё равно сделает всё, чтоб выполнить свой долг и заставить врагов пожалеть и о вторжении, и о том, что они убили Кибелла и Энгаса, и о том, что в их тупые головы вообще пришла мысль явиться сюда.