Диверсия без динамита
Шрифт:
Жена перестала млеть и отдаваться, заправила грудь и, презирая
Колобкова, сухо поинтересовалась:
— Это еще зачем?
— Надо, — понурился Колобков.
— Скажи зачем, тогда дам, — поставила обычный ультиматум жена.
— Ну надо.
— Зачем?
— Ну надо.
— Зачем?
— А скажу, дашь?
— Дам, — обнадежила жена.
— Ну выпить немножко хочу, — стеснительно признался Колобков и сделал
независимое
— А это видел? — жена показала старательный кукиш и оскорбленно удалилась
на кухню.
Колобков трусцой побежал следом.
— Ну, Томочка, ты же обещала...
— Сказала нет, значит, нет. Хватит, взял бутылочку в получку, побаловался и
будя. Не каждый же день. Праздника нет, в баню не ходил...
— Простыл я чего-то, — шмыгая пустым носом, грустно сообщил Колобков. — И
вот здесь все заложило. Лечиться надо, не помирать же. Ну дай, Тамарка, а?
Всего червонец, — он отчаянно попытался повторить маневр с обниманием.
Но жена была начеку.
— Фиг тебе, — с радостным садизмом сказала она и, зная рефлексы Колобкова,
вытащила из сумки гомонок и далеко упрятала в карман халата.
— Ты это мне говоришь, Тамара? — Колобков вскинул руки, как будто защищался
от чего-то страшного. — Ужель та самая Тамара?
— Брось паясничать, — посоветовала жена, — 35 лет Тамара. Обязательно пить,
что ли? Давай я тебе лучше на ночь банки поставлю.
Колобков был на грани провала. Спирт, который жена держала для банок, он
давно уже использовал в иных лечебных целях.
– Да ты что?! — сделал страшные глаза Колобков, -- Совсем меня
ухандохать хочешь? Банки она поставит. Вспомни Сергея Ивановича, царство ему
небесное! У него ведь все после банок началось. Банки она поставит...
— Ну тогда горчичники можно, — нашла альтернативу жена.
— Ха-ха-ха... — тщательно и горько рассмеялся Колобков, схватил кухонный нож
и, потянув майку, оголил костистую грудь с грубой и неприличной наколкой.
— На, лучше сразу зарежь, чем так надсмехаться.
— Э-э эх, дурак ты, — поставила грустный диагноз жена.
Колобков понял, что хватил через край, и предложил запасной вариант.
— Ну восемь, не десять, а восемь рублей ты мне можешь дать? А в воскресенье
к папе твоему поедем в гости. Ты ведь давно просишь. Видишь, я даже на это
иду.
— И про Сталина спорить не будете? — заколебалась жена.
Колобков решил, что сейчас не время бороться за чистоту своих политических
взглядов, и заверил.
— Чтоб у меня язык отсох...
— На, подавись, — согласилась жена, вытащила синюю пятирублевку и, нервно
смеясь, швырнула
Колобков мысленно крикнул три раза «Ура!», а вслух назвал жену дурой...
ПО УТРЕННЕЙ УЛИЦЕ, НАВСТРЕЧУ ЗАКАТУ...
— Ну, давайте, мужики, еще по маленькой, — просветленно сказал тост
Кобылянский.
Пряников и Вепрев подняли стаканы.
— Хорошо пошла, — передернулся на выдохе тостующий.
— Нормально, — сморщился Пряников.
— Прижилась, — довольно хрюкнул Вепрев, прислушиваясь к организму.
— Ну, какие будут рацпредложения? — орлино оглядел друзей Кобылянский.
— Повторим, — радостно засуетился Вепрев, группируя стаканы в центре стола.
— Погоди, Паша, не в школе, — остановил его Пряников. — Всем охота, но
покуда в памяти, с Сильвой разобраться надо. Вконец озверела собака! А
вчерашнее я ей, заразе, и по гроб не забуду, — и он вытер глаза.
Друзья задумались... Сильвой звали ничейную дворняжку, жившую во дворе.
Нрав она имела смирный и потому ходила в любимицах детворы и домашних хозяек,
которые давно поставили ее на котловое довольствие. Но был у этой Сильвы один
своеобразный собачий комплекс — она терпеть не могла пьяных.
Стоит ли говорить, что с Пряниковым, Вепревым и Кобылянским отношения у
Сильвы сразу не сложились. В начальной стадии конфликта Кобылянский впервые
за последние десять лет пробежал двести метров без перекура. Затем Вепрев за
одни хороший пинок поплатился почти новой фуфайкой. Не раз и не два
неприятно громким лаем Сильва привлекала внимание дворовой общественности к
беседке, где наскоро сколоченный кооперативчик из трех душ, попирая законы
математики, делил пятьсот на три без остатка. Короче говоря, антагонизм зрел,
и то, что случилось вчера, лишь ускорило его развязку.
А дело было так. Когда до закрытия магазина оставалось не больше пяти
минут, из подъезда катапультировался уже зарумянившийся Пряников и, зажав в
потной ладони денежный эквивалент бутылки вина, сходу взял хороший темп. По
многолетним эмпирическим данным до магазина было три минуты легкой трусцы.
Если бы не Сильва... С ликующим лаем она в несколько прыжков настигла мелко
рысившего Пряникова и, выражаясь языком старинных писаний, «вкусила от него».
Пряников проникновенно закричал и заскочил обратно в подъезд, а когда друзья,
уже втроем, пробились, наконец, к магазину, было поздно — на его дверях
непоправимо висел крупногабаритный лабазный замок. Этого Кобылянский и К°