Диверсия без динамита

Ладченко Владимир Анатольевич

непонятно. Лес да деревья кругом. Комары барражируют, филины гукают и дороги

не видно.

Ну все, думаю, суши весла, придется здесь ночевать и шишками, как не

знаю кто, питаться. Вдруг слышу носом, жильем потянуло. Где-то, вроде как,

печку топят. Я со своими на рысях туда. Выбираемся на полянку, глядим, точно

— дом стоит в виде избушки. Искры над трубой, и пахнет заманчиво. Видать по

всему, баранина варится. И что, главное, примечательно,

избушка эта стоит на

курячьих ножках. Прямо, как в сказке, честное слово. Не иначе как, думаю,

товарищи из обкома здесь отдыхают. Они на такие штучки горазды.

Так вот. Поднимаюсь я со своей капеллой по ступенькам, по-деревенски

стучусь. «Открыто!» — отвечают. Вошли мы, огляделись на свету. Наш балбес

Митяня и говорит: «Баба-яга», — а сам за Верку прячется. Хотел ему малость по

шеям дать за беспочвенные фантазии, однако, смотрю, прав Митяня.

Действительно, самая натуральная Баба-Яга. Еще не старая такая особа. Стоит,

руки в боки, сигаретку курит и духами женскими от нее пахнет. Но все равно

страшная очень, прямо жуткость берет. Клыки торчат, нос да губы, вся

растрепанная, в лохмотьях вся. И говорит она нам:

— Привет честной кают-компании.

— Здравствуй, добрая женщина, — говорю, а сам мурашки на спине ощущаю.

И что самое обидное — на глазах трезвею. Что, думаю, за ползучий эмпиризм,

что за аморальное явление? Куда мы попали? Однако вида не теряю и держусь

этаким королевичем Елисеем. Как будто все так, как и надо.

А она спрашивает:

— Вам, собственно, кого нужно? Если Кащея, то он Ивана-царевича искать

пошел. Сейчас должен вернуться.

Елки-палки, содрогаюсь, и Кащей Бессмертный здесь. Совсем дело керосин.

Надо бы, мыслю, отсюда свинтить поскорее, пока его нет. Верке знак делаю, она

меня с полупинка всегда понимает, а Бабе-Яге отвечаю:

— Заблудились мы, дорогая Баба-Яга, в вашем замечательном лесу. Вы бы

нам путь-дорогу показали или клубочек какой дали, чтобы он к людям вывел. А

то завтра нам в первую, а домой еще на электричке пилить и пилить. И Дмитрию,

сынишке, в школу с утра. Уж такой я вам скажу, парень растет смышленый. Все

сказки про вас читает.

Ухмыльнулась Баба-Яга цинично так, помешала в кастрюльке на печи, пробу

сняла (не иначе, думаю, кто до нас заблудился), сплюнула и удивляется:

— За просто так, что ли? Ну вы, граждане, артисты! Как говорил

Станиславский в приватной беседе Немировичу-Данченко... Впрочем, это неважно.

Короче так, гоните десять рублей, и я, так и быть, вам дорогу покажу. А

будете топыриться,

я вашего смышленого на холодец пущу. Вон он какой

щекастый.

Слава богу, у Верки был. Червонец, думаем, так червонец, лишь бы к людям,

к электричке. Не отдавать же Митяню. Хоть и под бражкой сделанный и по

программе отстает, а все же свое!

— Нате, — говорю, — уважаемая. Да ведите, пока Кащей не вернулся.

Тут с улицы голоса послышались, ругань неприличная и всяческие посылы на

двадцать третью букву алфавита. Баба-Яга побледнела. «Кащей вернулся, —

шепчет, — навязались вы на мою голову».

Так и есть, дверь распахивается, и в горницу бодро входит такой

толстячок из себя весь розовый, небритый, как Ясир Арафат, и костюмчик ловкий

такой на нем из джинсов. Оборачивается и на улицу ругается.

— Ничего не знаю. Пожрать, сволочи, не даете. Чтобы через полчаса этого

гада Ивана-царевича из-под земли достали. Я из него котлету сделаю. Все! —

и Бабе-Яге. — Ну что, мать, готов супчик? Давай в темпе, а то времени ноль.

Мы стоим ни живые, ни мертвые. Пропали из-за каких-то паршивых грибов.

Я все же поближе к кочерге передвигаюсь. Хоть разок, думаю, а я его по башке

шандарахну. Бессмертный не бессмертный, а мало не покажется.

Тут, вижу, Кащей на нас глазки прищурил;

— А это что за делегация, — спрашивает. — Опять из сельсовета с

жалобами?

Я говорю:

— Мы не из сельсовета, мы заплутавшие. А ваша супруга Баба-Яга по

доброте душевной нас обещала вывести. Мы, конечно, извиняемся, мы бы ей и

больше червонца за это дали, да больше нет. Последний от получки остался.

У Кащея на лице вся розовость его куда-то исчезла.

— Чиво, чиво?!! — поражается, и Бабе-Яге: — Ну вот, Птицына, ты мне и

попалась. Давно мне про тебя разное говорили. Выходит, не врали люди. Сейчас

же верни деньги.

А Баба-Яга оправдывается.

Вы же знаете, Вадим Петрович, как я нерегулярно алименты получаю. А

тут эти сами деньги суют. Я же не виновата, что они до сих пор в сказки

верят.

— Цыц, Птицына! С ума сойдешь с вами. Иван-царевич в деревню за самогоном

на казенной лошади ускакал прямо в кольчуге. Баба-Яга прохожих обирает.

Пиротехники сазана в колхозном пруду глушат. А натура уходит, сроки горят,

фонды на нуле. — И тут Кащей ко мне подходит и ясность вносит:

— Вы уж извините, что так получилось. Мы здесь фильм снимаем на