Диверсия без динамита
Шрифт:
непонятно. Лес да деревья кругом. Комары барражируют, филины гукают и дороги
не видно.
Ну все, думаю, суши весла, придется здесь ночевать и шишками, как не
знаю кто, питаться. Вдруг слышу носом, жильем потянуло. Где-то, вроде как,
печку топят. Я со своими на рысях туда. Выбираемся на полянку, глядим, точно
— дом стоит в виде избушки. Искры над трубой, и пахнет заманчиво. Видать по
всему, баранина варится. И что, главное, примечательно,
курячьих ножках. Прямо, как в сказке, честное слово. Не иначе как, думаю,
товарищи из обкома здесь отдыхают. Они на такие штучки горазды.
Так вот. Поднимаюсь я со своей капеллой по ступенькам, по-деревенски
стучусь. «Открыто!» — отвечают. Вошли мы, огляделись на свету. Наш балбес
Митяня и говорит: «Баба-яга», — а сам за Верку прячется. Хотел ему малость по
шеям дать за беспочвенные фантазии, однако, смотрю, прав Митяня.
Действительно, самая натуральная Баба-Яга. Еще не старая такая особа. Стоит,
руки в боки, сигаретку курит и духами женскими от нее пахнет. Но все равно
страшная очень, прямо жуткость берет. Клыки торчат, нос да губы, вся
растрепанная, в лохмотьях вся. И говорит она нам:
— Привет честной кают-компании.
— Здравствуй, добрая женщина, — говорю, а сам мурашки на спине ощущаю.
И что самое обидное — на глазах трезвею. Что, думаю, за ползучий эмпиризм,
что за аморальное явление? Куда мы попали? Однако вида не теряю и держусь
этаким королевичем Елисеем. Как будто все так, как и надо.
А она спрашивает:
— Вам, собственно, кого нужно? Если Кащея, то он Ивана-царевича искать
пошел. Сейчас должен вернуться.
Елки-палки, содрогаюсь, и Кащей Бессмертный здесь. Совсем дело керосин.
Надо бы, мыслю, отсюда свинтить поскорее, пока его нет. Верке знак делаю, она
меня с полупинка всегда понимает, а Бабе-Яге отвечаю:
— Заблудились мы, дорогая Баба-Яга, в вашем замечательном лесу. Вы бы
нам путь-дорогу показали или клубочек какой дали, чтобы он к людям вывел. А
то завтра нам в первую, а домой еще на электричке пилить и пилить. И Дмитрию,
сынишке, в школу с утра. Уж такой я вам скажу, парень растет смышленый. Все
сказки про вас читает.
Ухмыльнулась Баба-Яга цинично так, помешала в кастрюльке на печи, пробу
сняла (не иначе, думаю, кто до нас заблудился), сплюнула и удивляется:
— За просто так, что ли? Ну вы, граждане, артисты! Как говорил
Станиславский в приватной беседе Немировичу-Данченко... Впрочем, это неважно.
Короче так, гоните десять рублей, и я, так и быть, вам дорогу покажу. А
будете топыриться,
щекастый.
Слава богу, у Верки был. Червонец, думаем, так червонец, лишь бы к людям,
к электричке. Не отдавать же Митяню. Хоть и под бражкой сделанный и по
программе отстает, а все же свое!
— Нате, — говорю, — уважаемая. Да ведите, пока Кащей не вернулся.
Тут с улицы голоса послышались, ругань неприличная и всяческие посылы на
двадцать третью букву алфавита. Баба-Яга побледнела. «Кащей вернулся, —
шепчет, — навязались вы на мою голову».
Так и есть, дверь распахивается, и в горницу бодро входит такой
толстячок из себя весь розовый, небритый, как Ясир Арафат, и костюмчик ловкий
такой на нем из джинсов. Оборачивается и на улицу ругается.
— Ничего не знаю. Пожрать, сволочи, не даете. Чтобы через полчаса этого
гада Ивана-царевича из-под земли достали. Я из него котлету сделаю. Все! —
и Бабе-Яге. — Ну что, мать, готов супчик? Давай в темпе, а то времени ноль.
Мы стоим ни живые, ни мертвые. Пропали из-за каких-то паршивых грибов.
Я все же поближе к кочерге передвигаюсь. Хоть разок, думаю, а я его по башке
шандарахну. Бессмертный не бессмертный, а мало не покажется.
Тут, вижу, Кащей на нас глазки прищурил;
— А это что за делегация, — спрашивает. — Опять из сельсовета с
жалобами?
Я говорю:
— Мы не из сельсовета, мы заплутавшие. А ваша супруга Баба-Яга по
доброте душевной нас обещала вывести. Мы, конечно, извиняемся, мы бы ей и
больше червонца за это дали, да больше нет. Последний от получки остался.
У Кащея на лице вся розовость его куда-то исчезла.
— Чиво, чиво?!! — поражается, и Бабе-Яге: — Ну вот, Птицына, ты мне и
попалась. Давно мне про тебя разное говорили. Выходит, не врали люди. Сейчас
же верни деньги.
А Баба-Яга оправдывается.
Вы же знаете, Вадим Петрович, как я нерегулярно алименты получаю. А
тут эти сами деньги суют. Я же не виновата, что они до сих пор в сказки
верят.
— Цыц, Птицына! С ума сойдешь с вами. Иван-царевич в деревню за самогоном
на казенной лошади ускакал прямо в кольчуге. Баба-Яга прохожих обирает.
Пиротехники сазана в колхозном пруду глушат. А натура уходит, сроки горят,
фонды на нуле. — И тут Кащей ко мне подходит и ясность вносит:
— Вы уж извините, что так получилось. Мы здесь фильм снимаем на