Диверсия без динамита
Шрифт:
сказочном материале. А характерная актриса Птицына у нас на роль Бабы-Яги
пробуется. Что же касаемо меня, то я есть режиссер.
— Эльдар Рязанов, что ли? — спрашиваю.
— Нет, не Рязанов, а другой, еще неведомый широкому зрителю художник.
Кащей Вадим Петрович, — представляется. И в этом месте он мою Верку увидал и
снова розовым покрылся, да как закричит:
— Нашел!.. Нашел! Вот это фактура! Двести двадцать человек пробовалось и
все не то. И вот
рублей пятьсот сэкономим.
Мне тут обидно стало, занозил гад. Моя Верка и впрямь не очень так уж
насчет красоты. А когда привыкнешь, то вроде и ничего. Но что ради искусства
не сделаешь, тем более, что этот режиссер задаток сует.
Так вот и стала моя Верка артисткой. Мы потом всей бригадой в кино на
десять утра ходили. А там пивная наискосок. Крепко посидели. А Васька
Копчиков мне на прощанье сказал: «Везет тебе, Федька, как дураку. Это в том
смысле, что режиссер мою жену не встретил. А то бы не видать твоей Верке
кина как своих ушей».
Но я не стал спорить, ему, конечно, виднее...
ТРАКТАТ О ЛЮБВИ
О любви сложена уйма песен и волнующих сердце стихов. Это тем более
удивительно, что никто, кого ни спроси, толком и не знает, что, собственно
говоря, такое— эта самая любовь. Попробуем разобраться. И пойдем своим
путем.
А что мы, вообще, знаем о любви? Ну, во-первых, отхлебнем из
живительного родника народного фольклора. Опуская похабные частушки и
фильтруя эпос, выходим на квинтэссенцию: любовь — не картошка. И еще штрихи:
она зла, может нечаянно нагрянуть, когда ее совсем не ждешь, и что любовь —
не вздохи на скамейке. Что значит «не вздохи на скамейке?» Выходит, что если
вздохи не на скамейке, то это уже любовь? А если на стуле? Или, если на
скамейке, но не вздохи? Да мало ли что бывает на скамейке. И что значит «не
картошка»? Мне вот, например, очень нравится жареная баранина, особенно с
лучком. Следите за мыслью. Баранина явно не картошка. Она и дороже, и нигде
ее нет, а картошка еще встречается. С этим спорить, думаю, никто не будет.
Так что же получается. Что баранина — это может быть любовь? По другим
компонентам баранина тоже отвечает. Она не картошка, не вздохи на скамейке и
приходит в магазины всегда неожиданно, когда ее совсем не ждешь. Прибегаешь в
магазин, а тебе в лицо смеются и говорят, что уже кончилась и еще в подсобке.
Выходит, любовь — это баранина? Еще одно тому подтверждение — стихи
замечательного певца революции поэта Маяковского (1893—1930). Дословно там
что-то
играючи. Даже в рифму. Удивительно точное и емкое определение баранины. По
всему видно, автор знал в этом деле толк. Действительно, рубить днем баранину
— чистое безумие. Сразу куда надо донесут, начнут спрашивать, откуда взял,
давно ли ворованное мясо покупаешь... Так что баранину следует рубить
исключительно ночью и еще лучше грачьей, чтобы из-за грачей слышно не
было, как ты топором дукаешь.
Итого мы c вами пришли к неоспоримому выводу, что любовь - это
баранина. Я уже слышу подлый голосок, что, мол, от любви случаются
наслаждение и дети. Так вот отвечаю и контраргументирую фактически. Вы ели
когда-нибудь шашлычок из молодого барашка? И что, вам плохо было? То-то. А
про детей и говорить, нечего. Без баранины с нашей остальной пищи типа
картошки, детей не настругаешь. Даже желания такого не проклюнется. Так что,
баранина — это жизнь, это дети. Любите баранину — нашу надежду и опору...
(Далее смотрите у И. С. Тургенева).
Все.
ИЗ ЖИЗНИ ШАХМАТИСТОВ
Шахматная партия длилась второй час. Белые методично наступали и
теснили. И шахматист Фальцгобель — блондин в очках с неподвижным, как у
слепого, лицом довольно потирал под столом руки. Его оппонент — шахматист
Лущан был не в форме. Превозмогая остаточное опьянение и сдерживая крупную
лошадиную дрожь, идущую откуда-то изнутри, он энергично шевелил густыми, как
у Бармалея, бровями и мучительно размышлял: меняться ему конем за офицера или
погодить. Наконец, осторожность взяла верх — Лущан двинул вперед спичечный
коробок па фланге, заменявший недостающую пешку, и уточнил:
— А мы пешечкой.
— Шах, — беспристрастно сообщил Фальцгобель, подло действуя тем самым
офицером, которого пожалел Лущан.
Лущан, прозрев, застонал от обиды, подробно выругался и, бережно
обхватив отваливающуюся голову, сплюнул под стол горькую слюну.
— Ты здесь не харкай, — предупредил Фальцгобель. — А то расхаркался,
понимаешь.
— А в чем дело? Че такое? — сделал бессовестные глаза Лущан.
— А ни хрена, ни че, — ответил побледневший Фальцгобель и снял очки,
— Че, че? — привстал потрясенный услышанным Лущан и вонюче задышал. — Ты
это, падла очкастая, кому сказал? Я щас из тебя по этой стене барельеф
сделаю. Ты мне сичас свой скелет подаришь. Ах ты, рыбий глаз! Над тружеником
полей издеваться!