Диверсия без динамита
Шрифт:
прочел вслух Петров и осекся. Его по-английски бледное лицо пошло лазоревыми
пятнами.
— Где Митрохин, где эта морда! — наконец, очень искренне закричал
Петров. — А я ему, алкашу, еще по червонцу закрыл за май месяц! Все на
нервах, все на нервах...
— Это еще цветочки, — добил прораба Гумбольт. — С утра Ахаев звонил, тоже
нарядом этим интересовался. Завтра чтоб у него был, — и с философской грустью
оглядев увядшую фигуру Петрова, добавил: —
даю...
Утром прораб Петров был в тресте.
— Ждет, — с сочувственным интересом глянула на него аэробическая секретарша.
Петров мысленно перекрестился и, сделав добросовестное лицо, толкнул
львиноголовую ручку двери.
— Никак Петров, — узнал Петрова Ахаев. — Проходи, проходи. Разговор у нас с
тобой будет серьезный. Крепко ты нас подвел, да еще в конце квартала.
— Доброго здоровьица, Василий Севастьянович, — не к месту поздоровался
Петров, снимая с пенькообразной макушки новенькое, с необмятым ворсом кепи, и
прокрутил в голове стратегическую мысль: «Все свалить на Митрохина, паразита.
Я не причем, меня и на работе в тот день не было, бюллетенил»,
— Тут такое дело, Петров, — твердея лицом, закурил Ахаев. — Сигнальчик на
тебя имеется, что приписками занимаешься. А это, сам знаешь, от двух лет...
— Не правда это, Василий Севастьянович! Ни сном, ни духом. Чист я, как рука
хирурга.
— Чист, — сделал брови галочкой Ахаев. — А кто на пятьсот рубликов две
копеечки у бригады Митрохина объем на строительстве ловушки завысил?
Штирлиц?! Одним словом, выговор тебе с занесением куда надо. Еще раз
повторится - на Колыме объемы завышать будешь! Вот так.
Ахаев бросил бумаги на стол.
— Да, кстати, насчет Митрохина. Как у него в бригаде? Без рецидивчиков?
— Да вы что, Василий Севастьянович. — Петров понял, что и на этот раз
пронесло. — Чтобы у меня на объекте употребляли! Каленым железом и поганой
метлой!
— Вот это правильно, — одобрил Ахаев и, пристально посмотрев на Петрова,
неожиданно спросил потеплевшим голосом. — А что, сам-то на водочку не
налегаешь? Да ты не красней. Я к тому, что все мы люди, все мы где-то даже
человеки. У меня, например, после вчерашнего до сих пор в башке сплошная
анархия. Как будто махновцы перестреливаются. Славно мы с Семикратом
погудели.
— И я маюсь, спасу нет, — мгновенно оценил обстановку Петров. — Так я,
Василий Севастьянович, мигом, — и, хотя пить очень не любил, побежал в
магазин.
Когда разлили по последней, размякший Ахаев, сковыривая с плавленного сырка
блестящую обертку, скупо
— А это вы хорошо с Митрохиным придумали. Ловушку для чертиков. Я-то
пробовал их руками, да где там. Верткие заразы. Особенно синенькие. Вы, поди,
с десятка полтора уже поймали?
— Кхы, кхы, — закашлялся Петров, подавившись табачным дымом. — Дык строим
только, Василий Севастьянович, ловушку-то эту.
— Как поймаешь, Петров, одного сразу мне. Жене покажу, а то она, дура, не
верит.
— Сделаем, — твердо пообещал Петров.
— Сделай, Петров, — жалобно попросил Ахаев. — Чтоб работать нам не мешали.
Сам знаешь, время сейчас какое...
Вернувшись на объект, Петров сразу же послал за Митрохиным. Тот, спотыкаясь,
вошел. О чем они говорили — неизвестно, только через два дня ловушка для
чертиков по проекту бригадира Митрохина была готова.
СРЕЗ
Детство. Счастливое детство. Красный пистолет и родное мамино платье. А у
папы на усах сосульки. Веселый праздник Новый год. Дядя Петя — Дед Мороз,
баба Дуся — Снегурочка.
— В лесу родилась елочка, в лесу она росла. Папа, папа, когда у тебя
получка? Зайчика купишь? А через дядю Петю?
Первый звонок. Первое чувство — Наталья Юрьевна. Макулатура,
скворечники. Пионер — всем ребятам пример. Ура — я звеньевой!
— Где горнист? Где Петя Мальцев? За какими яблоками? В общем, так, десять
яблоков и значок Гагарина, или все будет сказано Наталье Юрьевне. Ой! Ой!
Наталья Юрьевна, а Сердюков портфелем дерется!
Выпускной. Слава богу, вырвался. Десять лет замираний и крика.
Институт. А говорили, трудно. Пьянки, гулянки, «Дип перпл», «Битлы», Анька-
стриптизница. Ба-бах, сессия! Приехали. Просьба освободить вагон. А по весне
— отцы-командиры, деды-дембеля и сыновья уходят в бой.
— Товарищ капитан, рядовой Блинов по вашему приказанию прибыл. А-а, это я
упал, товарищ капитан. Так точно, прямо на лицо. Ага, четыре раза. Служу
Советскому Союзу! У-у... встретился бы ты мне на гражданке, козел.
Приказ, учебка, я сержант. Три «сопли» и сапоги «гармошкой».
— Взвод, с тумбочками строиться! Рядовой Ходжаев, на полусогнутых ко
мне! Все ты понимаешь, чурка самоварная. На полусогнутых ко мне! Я вам
приказываю, товарищ солдат.
Все, штык в землю. Дембель. И на поезде. И домой. Тух-тух-тух, ту-ту-
ту! Какая мама старенькая... А Анька не дождалась. И слава богу. Прошлое —
чудовищная ошибка. Все, новая жизнь. Чистый лист и с красной строки. И-и,