ДМБ-90, или исповедь раздолбая.
Шрифт:
А вечером, уже после отбоя, я с земляками пил «тройной одеколон». Гадость, скажу я вам, редкостная. Помимо вкуса, мерзости добавлял ещё и белёсый цвет, он появился сразу после того, как одеколон разбавили водой. Его ребята украли в офицерской палате у какого-то майора. Закусывали мы, кстати, матушкиными блинчиками и пирожками.
На следующий день меня вызвала к себе Надежда Аркадьевна и переодела во всё новое. После отправила меня в кабинет к Светлане Петровне, при этом ничего не объяснив. В недоумении я постучался и вошёл в дверь.
В глазах сразу аж зарябило от такого количества больших звёзд. Везде, где только возможно, сидели полковники. Судя по знакам
– Да, Галина Михайловна, а сыночек-то ваш далеко не подарок, скажу я вам. Взгляд дерзкий, глаза как два пистолета. Действительно, тот ещё экземпляр. Тяжело вам с ним приходится.
Матушка в ответ только устало улыбнулась. Я тоже немного засмущался и даже оробел.
– Ну давай, Сергей, рассказывай всё по порядку, – предложил мне один из полканов.
– А чего говорить? Всё в письмах сказано. Мне добавить нечего.
– Нет, нам надо под протокол, тут письма не подойдут, хотя к делу мы их приобщим.
– Ты не смущайся, мы понимаем твоё состояние, но чурбанов, тем более таких, заложить не западло. Так, кажется, говорят у вас? – Морально поддержал меня их главный.
Я постоял, подумал и решил: а, была не была! И рубанул всю правду-матку про всех и вся. Ничего не утаил, как на исповеди выложил. Даже то, чего не было в письмах.
Позже, после обеда, я ходил сам не свой, всё думал: а правильно ли я поступил? Поделился своими сомнениями с москвичами, мне было важно их мнение. Они выслушали, задали несколько наводящих вопросов и, как это ни странно, одобрили меня. А ведь среди них были «деды», сержанты. Это меня несколько успокоило. И потом, блатные же налетали на нас с Вовкой толпой всегда. Значит им не запало было так поступать? Так почему меня должна мучить совесть?!
И началось! На допросы и очные ставки меня стали таскать в прокуратуру каждый день в течение недели. Хорошо хоть, что за мной присылали машину, а иначе я бы обалдел.
Мгновенно примчались родственники Магомедова: отец и старший брат. Поначалу они сунулись было к моей маме, но получив решительный отпор, заявились ко мне в госпиталь. Привезли кучу гостинцев, заботливо спрашивали о здоровье, а когда я жаловался на боли в пояснице, участливо кивали головами. Я молча уплетал вкуснейшие гранаты и делал вид, что не понимаю зачем они тут. Наконец, старший брат не выдержал и предложил замять конфликт, компенсировав поездку и проживание моей мамы. Пришлось подыграть им и начать торг. Бодались мы долго, но всё-таки на пяти тысячах договорились. В момент, когда надо было ударить по рукам и скрепить, так сказать, наш договор, я пошёл на попятную, и заявил, что своим здоровьем не торгую, и вообще, мол, пусть ваш родственничек посидит в тюрьме и по-новому взглянет на окружающий мир и людей. От их дальнейшего общества меня вовремя оградил водитель, прибывший за мной в прокуратуру. Обернувшись у ворот, я поймал их взгляды, полные отчаяния, беспомощности и ненависти одновременно.
Смешно было наблюдать кавказцев на допросах. Куда делась их бравада? Вид у всех был жалкий и подавленный. В глаза следователю и мне заглядывали заискивающе. Стоило мне выйти на крыльцо покурить, как тут же они меня окружали и молили о пощаде. Конечно я не мог, чтобы не потрепать им нервы, деловито сообщая, что от меня ничего уже не зависит. На самом деле сажать этих уродов не входило в мои планы. Нет, мне не было их
Вот так, сделав финт ушами, я и сам выкрутился из неприятной истории и в части на какое-то время восстановил порядок. Правда, я понимал какую цену придётся заплатить за это. В батальоне я буду отверженный. Ну что ж, всё одно я не собирался служить в этой части. Мне было плевать на мнение всех этих овцеводов и пастухов. Своё здоровье, в конце-то концов, дороже.
А мама моя тем временем обрабатывала Светлану Петровну, чтобы меня как можно дольше продержали в госпитале. Уговоры и подарки сделали своё дело. Меня направляли во все отделения госпиталя, благо аппаратура тут была на высшем уровне, на всевозможные обследования. Разве что психиатрическое отделение мне не пришлось посещать. Мне назначали различные процедуры, вплоть до иглоукалывания. Я был доволен, как слон. Я даже стал искать возможность остаться при госпитале. Надежда Аркадьевна активно помогала мне, но на единственную свободную вакансию дежурного по КПП претендовал сын местного «шишки», поэтому пришлось забыть об этом.
Матушка моя, убедившись в моём благополучии, со спокойной совестью улетела в Москву. Я снова остался один.
После обследования в хирургическом отделении, мне врач, бурят по национальности, с трудно произносимым именем Даши Далгырыч, предложил операцию на почки. Я отказался наотрез. Мне его кандидатура не внушала доверия. Уж слишком он выглядел непрезентабельно. Не мог я доверить этому «мяснику» своё тело. Не мог. Как показало время, я поступил правильно.
Всё хорошее когда-нибудь заканчивается, так пришло и время моей выписки. Меня к себе в кабинет вызвала Светлана Петровна. Ничего не подозревающий я влетел к ней.
– Доброе утро, Светлана Петровна!
– Здравствуй, Серёжа. Проходи и садись, – с грустью посмотрела она на меня. – Ты почему отказался от операции?
– А вы видели этого…эээ…Дерсу Узала?
– Видела, - улыбнулась она.
– Но там заведующий Панасюк Юрий Иосифович. Прекрасный хирург и человек. Мог бы попросить, чтобы он тебя оперировал. И потом, - она сделала многозначительную паузу и добавила, – там отпуск положен на сорок пять суток, не считая дороги!
– Ни х…, - чуть вырвалось у меня. – Вы что, это серьёзно про отпуск?!
– Конечно!
– Ну, мне надо подумать, маме написать. Один я такое не могу решать. Дело-то важное.
– Боюсь, Серёжа, что времени у тебя нет. Главврач госпиталя уже заинтересовался тобой. Завтра мы тебя выписываем. Так что беги в хирургию и проси Панасюка, чтобы он взял тебя. Я тоже с ним поговорю. И ещё, я разузнала насчёт твоего Назарова. Так вот, информация это закрытая, но так и быть, тебе скажу. Только ты молчок, не подставляй меня. В психиатрическом отделении он, Серёжа. Его, оказывается, изнасиловали у вас в части. Поэтому его упрятали от греха подальше, потом комиссуют. – Пристально посмотрев на меня, она тихо спросила, как будто себя. – Что же у вас там творится в стройбате?